Борис Малиновский - Путь солдата

Коптилка из консервной банки и ружейного масла едва освещала не очень ровные строчки письма, выходившие из-под карандаша. Огонек ее нервно вздрагивал, когда где-то неподалеку рвались, сотрясая блиндаж, тяжелые снаряды, методически посылаемые друг за другом немецкой артиллерией. При взрывах из щелей наката сыпалась земля и капала вода, сочившаяся из набросанной сверху мокрой земли.

"Пишу вам письмо, сидя в крепком, сухом и уютном блиндаже. Ночь. Немцы успокоились. В сводках за первые числа мая о нашем участке сообщалось: "Идут бои местного значения". Сегодня уже тише. За меня не беспокойтесь. Сообщите Леве мой адрес. Долго ли мы здесь пробудем – не знаю…"

Действительно, тогда не знал, что пробуду на Северо-Западном фронте триста дней – почти год! Каждый из них был иным, но всегда трудным. Нашу дивизию, входящую в состав 11-й армии, много раз отводили в тыл для пополнения. А потом каждый раз снова кидали на передовую, нередко на наши старые места. Это было тяжелым психологическим испытанием: опять вступать в бой там, откуда едва вернулся живым. Поневоле думалось – а как будет в сей раз?

Условия боевых действий на Северо-Западном фронте были предельно суровыми. Бесчисленные болота, – а их названиями пестрела карта: Сучан, Гажий мох, Прорва и многие другие, – не позволяли построить ни настоящего окопа, ни крепкого блиндажа. Наземные укрытия в виде невысоких двойных стенок из кольев, с набросанной между ними болотной жижей вперемежку с мохом, не спасали от обстрела. Майские ливни, шедшие почти непрерывно, пропитали влагой даже возвышенные места. Почти во всех окопах и блиндажах приходилось стелить пол из кольев, под ним все время держалась вода, ее надо было постоянно отчерпывать. Ночью, если в блиндаже требовался свет, чаще всего жгли немецкий телефонный провод. Он очень чадил, и утром долго откашливались и отплевывали противную черную слизь. Помню, начальник штаба, сменивший Саксина – капитан Тириков, бывший учитель из Сибири, забравшись как-то в наш прокопченный блиндаж после основательной "прочистки" легких и носоглотки, пошутил:

– Вот имел до войны корову, хлев ей построил – светлый, высокий, чистил его каждый день. Приеду после войны, построю вот такой блиндаж и скажу: живи, милая, я жил!

За все лето 1942 года мы ни разу не мылись, и у нас завелись вши. Теперь я сам почувствовал, что это такое… Правда, к осени в тылу дивизии построили бани, и с вшами мы справились. Однако во время затяжных боев они опять начинали появляться, приходилось снова прожаривать одежду.

Осень сменила зима с сильными морозами. Но и морозы не сковали часть болот. Зная, что мы располагаемся в лесу, а не в болоте, немцы вели сильный минометно-артиллерийский обстрел лесных островков, перешейков и настилов, проходящих прямо по болотам. Огонь не был прицельным, но из-за нашей скученности на более сухих участках причинял нам большой урон.

Позднее мы научились делать укрытия в два и три наката и чувствовали себя в них в достаточной безопасности. И тем не менее, каждый раз, когда над блиндажом или где-то невдалеке друг за другом, словно пронзая сердце зловещим свистом, проносились мины или снаряды, оно тревожно вздрагивало и сжималось… При каждом разрыве блиндаж вздрагивал, как живой, с наката и стенок сыпалась земля. Минует ли следующий? Сколько вынесли за эти нескончаемые десять месяцев почти непрерывных боев сердца солдатские: ведь многие дни и ночи обстрел шел не переставая!…

На Северо-Западном фронте, кроме, может быть, самых первых дней, я уже не пытался запомнить подробности боевой обстановки. Война перестала для меня быть чем-то необычным, превратилась в повседневное дело, вернее – в какую-то очень тяжелую, смертельно опасную, но обязательную работу. И все-таки в память навсегда врезались те гиблые места, где мы многими месяцами находились в активной обороне, знали почти каждое дерево и каждую заметную кочку на болоте. В моей памяти всплывают также отдельные, более всего запомнившиеся события, боевые эпизоды и образы моих дорогих фронтовых товарищей. Многие из них пали смертью храбрых в лесах и болотах северо-запада.

К концу мая 1942 года наша дивизия отбила деревню Большие Дубовицы и вышла на болото Сучан. Я уверен, что каждый, кто служил в 55-й дивизии в то время, помнит это проклятое болото, трудно проходимое и летом и зимой[10], растянувшееся на два десятка километров. За ним начинался лес, по передней кромке которого шла вражеская передовая. Наша – проходила по болоту. Лесные островки и перешейки, заполнившие часть Сучана, были немногочисленны. Мне запомнились их условные названия: Роща-Круглая, Огурец, Лапоть и другие. Одни находились у нас, другие – у врага, иные делились пополам. Между ними и к передовой прокладывались настилы из жердей, веток, а то и целых бревен. Болото было заминировано как с нашей, так и с немецкой стороны. Три стрелковых и артиллерийский полки дивизии все лето и осень 1942 года вели на Сучане ожесточенные наступательно-оборонительные бои. Нашей дивизии противостояла отборная фашистская дивизия "Мертвая голова". Ее не случайно бросили сюда: за Сучаном шли дороги, по которым осуществлялся подвоз боеприпасов и продовольствия к 16-й немецкой армии. "Рамушевский коридор" был горлом полуокруженного фашистского зверя. Навстречу нам рвались части 1-й ударной армии Северо-Западного фронта – мы часто слышали впереди далекую канонаду.

Болото стало союзником врагов, затрудняя подступы к вражеской передовой. Она начиналась минными и проволочными заграждениями, установленными на болоте, и переходила в мощную оборонительную систему из дзотов и траншей в глубине леса. Свои огневые точки гитлеровцы маскировали землей, мохом, ветвями деревьев. Разглядеть их в лесной чаще было невозможно, как и незаметно подобраться к дзоту даже ночью: на проволочные заграждения гитлеровские солдаты вешали консервные банки, гремевшие при попытке отогнуть или перерезать проволоку. На любой подозрительный звук враги отзывались пулеметными и автоматными очередями, освещая при этом местность ракетами.

Лето и осень 1942 года были очень тяжелыми для Красной Армии. Перед нашей дивизией и другими войсками Северо-Западного фронта была поставлена задача перемалывать живую силу противника и время от времени создавать видимость крупных наступлений, чтобы не давать гитлеровскому командованию перебрасывать войска с северо-запада на другие участки фронта. В сводках Совинформбюро, публикуемых в газетах, чаще всего указывалось: "на Северо-Западном фронте шли бои местного значения". Тем не менее "активная оборона", которую осуществляла дивизия в дни боев на Сучане, означала, что почти каждый день шли наступательные бои: то силами батальона, то полка, то всей дивизии, но чаще всего наступали отдельные усиленные стрелковые роты – им ставились задачи по улучшению оборонительных позиций или захвату какого-либо участка вражеской обороны.