Фёдор Полынин - Боевые маршруты

Облачность под крылом становилась все реже. Наконец впереди показалась голубая полоска Формозского пролива, а за ней и сам остров. С высоты он казался огромным, с желтыми крапинками, изумрудом, вправленным в безбрежную гладь океана.

Как и намечалось заранее, мы прошли севернее острова, а затем резко повернули к цели и с приглушенными моторами начали снижение. Я осмотрелся и пересчитал машины: ни одна не отстала. Вражеских истребителей в воздухе пока не было. Впереди, по курсу, открывался город, а рядом с ним - аэродром. Хорошо различались и выстроенные в два ряда самолеты, серые, еще не распакованные контейнеры, и белые цистерны рядом с ангарами.

Основная база японских ВВС выглядела внушительно. Никакой маскировки противник не соблюдал. Видимо, он чувствовал себя в полной безопасности.

Цель все ближе. На белых крыльях самолетов уже видны красные круги. Мой штурман приготовился к сбросу смертоносного груза. И вот машину легко тряхнуло: бомбы пошли вниз. Провожаю их взглядом и вскоре вижу, как в центре стоянки один за другим вспухают фонтаны взрывов.

"Попал. Молодец Федорук!" -чуть не кричу от радости и со снижением ухожу в сторону пролива. За мной следуют остальные экипажи моей девятки, а на цель выходят группы бомбардировщиков, возглавляемые Яковом Прокофьевым и Василием Клевцовым. Вражеский аэродром окутывается дымом и пламенем.

В небе появляются шапки разрывов. Это открыли огонь японские зенитчики. Поздно они опомнились.

Мы сбросили на Формозу 280 бомб, и большинство из них точно угодили в цель. Наш удар был настолько внезапным, что ни один из вражеских истребителей не успел взлететь.

И вот остров остался далеко позади. Идем на высоте 2000 метров. Дышится легко. Только сейчас я почувствовал, как устал. Руки и ноги словно налились свинцом. В голове стоит шум.

Впереди все отчетливее стали вырисовываться коричневатые горы. Тяну штурвал на себя. Самолет снова набирает высоту. Теперь, без бомбовой нагрузки, он особенно послушен. Да и горючего осталось мало.

На аэродром дозаправки, вопреки опасениям Жигарева, вышли точно. Он представлял собой узкую полосу, ограниченную с одной стороны горой, с другой болотом. Но сели благополучно. Торопливо заправляя наши самолеты горючим, авиаспециалисты просят нас немедленно улетать - возможен налет.

А Василий Клевцов стоит у своего бомбардировщика и сокрушенно качает головой.

- Случилось что? - спрашиваю у него.

- Левый мотор отказал. Еле через пролив перетянул, - отвечает он.

И мне подумалось: какой же силой волн обладает этот человек, как мастерски владеет он самолетом, если сумел на одном моторе преодолеть такое огромное расстояние и посадить неисправный бомбардировщик на узкую полосу затерявшегося в горах незнакомого аэродрома.

- Страшно болит голова, - пожаловался Клевцов. Я тоже чувствовал, что немного тошнит, но крепился. Надо срочно дозаправить машины и улетать, пока японцы не накрыли нас бомбами.

В некоторых экипажах в роли стрелков летали техники. Я поставил им задачу: отремонтировать неисправный мотор. Общими усилиями они быстро привели самолет в порядок.

На аэродроме оказался военком А. Г. Рытов. Пока мы с ним разговаривали на стоянку прибежал испуганный китаец и что есть мочи закричал:

- Тимбо! (Тревога!)

Экипажи тут же бросились к машинам.

- Федор Петрович! Захвати меня, - попросил Рытов. Я приказал своему стрелку Купчинову пересесть в другую машину, а на его место посадил Рытова.

Сделал и еще одно перемещение. Обессилевшего от кислородного голодания Синицына посадил рядом со стрелком, его место за штурвалом занял другой летчик, прилетевший сюда ранее.

В этот день мы пробыли в воздухе более семи часов. Когда приземлились в Ханькоу, начало уже темнеть. Ко мне подошел представитель авиационного командования китайских войск. В руках у него был атлас. Чтобы удостовериться, куда мы летали, он начал медленно его перелистывать и показывать мне. Открыл один лист - я отрицательно качнул головой. Открыл другой - я сделал то же самое. Когда он показал страницу с островом Формоза, я кивнул утвердительно. Китаец почему-то вскрикнул, сел в автомашину и куда-то помчался. Мне оставалось только пожать плечами.

Мы не раз удивлялись: какими средствами связи пользовались китайцы, чтобы передавать сведения о происходящих событиях? Причем делали они это очень быстро, хотя по располагали ни телефоном, ни радио.

Недолго оставался в тайне и налет на Формозу. Когда мы подъехали к дому, в котором жили, нас ожидала там толпа народа. Даже полицейские расплывались в улыбках. "Формоза! Формоза!" - выкрикивали китайцы и в знак восхищения поднимали большой палец правой руки. Выбежали навстречу наши авиаторы. Они обнимали пас, качали, высоко подбрасывая над головами. И было чему радоваться. Долететь на сухопутных самолетах до Формозы, нанести бомбовый удар и без потерь вернуться обратно - разве это не подвиг! В дерзком налете на вражескую авиабазу проявились лучшие качества наших летчиков, штурманов и стрелков. Не подвела нас и отечественная техника.

Тремя последовательными ударами с воздуха мы нанесли японцам ощутительный урон. По агентурным данным, они потеряли 40 самолетов (не считая тех, что находились в контейнерах); сгорели ангары и трехгодичный запас горючего.

На следующий день, после обеда, встретил меня П. В. Рычагов и говорит:

- У китайцев сейчас только и разговоров, что о налете на Формозу. Кстати, звонили от генерал-губернатора. В вашу честь сегодня устраивается чифан.

Чифан - это банкет. Китайцы придают ему особую чопорность, произносят длинные, витиеватые речи, долго, со смаком едят, немножко пьют. На стол подается масса угощений, каждое - в микроскопической дозе. Пища - острая, в основном растительная.

Поздравить советских летчиков с победой прибыла жена Чан Кай-ши - Сун Мей-лин. Нам рассказывали, что она является фактически министром китайской авиации:

назначает и смещает офицеров и генералов, награждает их орденами, производит через своего брата - миллионера закупки самолетов. Руководители групп советских летчиков-добровольцев по прибытии в Китай обычно представлялись ей.

Сун Мей-лин была младшей сестрой вдовы выдающегося китайского революционера Сун Ят-сена. Образование она получила в Америке, владела несколькими европейскими языками. Сун Мей-лин явилась на банкет в сопровождении небольшой свиты. Она была стройна, миловидна, элегантно одета.

Меня, как командира группы, Сун Мей-лин посадила рядом с собой. С другой стороны сел главный военный советник М. И. Дратвин. На чифан были приглашены также П. Ф. Жигарев и П. В. Рычагов, здесь присутствовали командующий китайскими ВВС, губернатор Ханькоу и ряд других официальных лиц. Наши летчики, штурманы и стрелки занимали два стола.