Христиан Инсаров - Клеменс Меттерних. Его жизнь и политическая деятельность

Взятый в плен англичанами Наполеон в это время приближался к скалистым берегам острова Св. Елены. Но его образ продолжал владычествовать на нашем полушарии не только в свежих еще воспоминаниях людей, но и в событиях, разыгравшихся на почве созданных им перемен в политической и общественной жизни Европы. Как бы ни было проникнуто деспотическим духом правление Наполеона, он оставался до последней минуты в глазах европейских монархов “воплощением Революции”. После его падения нужно было еще уничтожить и надежды на политическое обновление, посеянные двадцатипятилетним соприкосновением Европы с революционной Францией.

Революции нужно было противопоставить контрреволюцию. Во главе последней и выступил Меттерних. В стремлении к своей цели он встречал только одно препятствие, которое следовало прежде всего уладить. Оно заключалось в личности, сильно выдвинувшейся в последней кампании против Наполеона и считавшейся отчасти оплотом европейских либералов. Мы имеем в виду императора Александра I. К счастью для австрийского канцлера, царь сам переживал в эту эпоху внутреннюю реакцию, сблизившую его с Меттернихом.

Глава V. Эпоха реакции

Редко о какой-нибудь исторической личности было высказано столько противоречивых мнений, как об Александре I. Одни восторгались его великодушием, честностью, откровенностью, в то время как другие не находили достаточно резких слов для его характеристики. В нашу задачу не входит изложение причин этих противоречащих одно другому мнений об Александре I. Заметим только, что главнейшая из них заключалась в непостоянстве его взглядов и симпатий. В начале войн 1813 – 1814 годов он был в полном смысле слова либералом, но под конец этих войн, на почве физической и душевной усталости, у него развилось то религиозно-мистическое настроение, под влиянием которого он находился до конца своей жизни. Увлекаясь теми же религиозными идеями, Александр I составил наделавший так много шуму проект “Священного союза”.

Это случилось после Ватерлоо, в начале сентября 1815 года, когда Александр I предложил своим союзникам подписать договор, начинающийся словами: “Во имя Святой и единосущной Троицы”, и главное значение которого заключалось в следующем параграфе: “Согласно заповедям Священного Писания, обязывающим всех людей смотреть друг на друга как на братьев, трое подписавшихся под договором монархов, считающих себя связанными узами истинного и нераздельного братства и членами одного и того же отечества, обещают поддерживать и помогать друг другу во всяком случае и месте”. Этот договор подписали Пруссия и Франция, Англия же отказалась. Ее уполномоченный, лорд Кастельри, заявил о невозможности “...советовать английскому регенту подписать этот договор, так как парламент, состоящий из людей положительных, может дать свое согласие лишь на какой-нибудь практический договор о субсидиях или союзе, но никогда не даст его на простую декларацию библейских истин, которая перенесла бы Англию в эпоху святого Кромвеля и круглых голов”. “К чему все это? – говорил какой-то современник. – Разве монархи до сих пор не считали своею обязанностью руководствоваться этими принципами? И не известно ли всему миру братское чувство, воодушевляющее этих прекрасных властителей? Польше, Венеции, Генуе, Ломбардии и Бельгии они хорошо знакомы. Лишняя роскошь выражать на куске пергамента чувства трех монархов, ибо никогда бумага не будет так внушительно говорить, как их собственные действия”[7].

Австрия тоже вошла в Священный союз, но лишь из желания угодить Александру. Меттерних считал этот договор “пустым, бессодержательным, проникнутым религиозно-филантропическим духом и лишенным всякого практического смысла”. Австрийский канцлер не желал слушать моральные наставления, а хотел видеть факты и дела в духе его реакционной системы. Для этого нужно было уничтожить в Александре I последние остатки либерализма. И он с энергией берется вселить в его душу страх и недоверие к его приближенным. В Вене во время конгресса он следит через своих агентов за поведением и разговорами русских офицеров и доносит на них Александру. В Париже интригует против Чарторыйского и Штейна, в Лайбахе – против Каподистрии и Поцо-ди-Борго, и, наконец, ему удается привлечь Александра I на свою сторону. Но предварительно мы должны коснуться отношений европейского общества, на почве которых укреплялся союз двух прежних антагонистов.

Революции и войны, длившиеся двадцать пять лет, с 1789 до 1815 г., имели неисчислимые и самые противоположные по своему характеру последствия. Они послужили для Европы могучим толчком, вызвавшим к жизни все запасы духовной и физической энергии, скрывающиеся во всякой нации. Это была эпоха великой борьбы, интенсивной жизни, когда и народы, и интеллигенция, и короли должны были проявить максимум понимания и воли, на которые они были способны.

Войны против Наполеона сблизили различные страны, сплотили их политические силы во имя одного общего идеала. Хотя в наше время благодаря успехам просвещения и техники международная жизнь быстрее движется по пути прогресса, но можно сказать, что в сравнении с первой половиной девятнадцатого столетия мы живем более обособленной и замкнутой национальной жизнью. В наше время в международном праве господствует доктрина невмешательства: никакое государство не должно вмешиваться во внутренние дела другого государства. В описываемую же нами эпоху происходило совершенно обратное. На Венском конгрессе Англия, Франция и Россия могли обсуждать государственное устройство Германского союза точно так же, как потом на Ахенском обсуждались внутренние дела Франции, на Лайбахском – дела Неаполя, на Веронском – дела Испании и Португалии. Общность во взглядах и действиях проявляла и либеральная оппозиция. Революция в Испании вызывает революцию в Неаполе и Пьемонте; успехи тайных обществ и военных заговоров на западе и, в особенности, в Италии наводят на аналогичные проекты будущих декабристов; успехи июльской и февральской революций в Париже вызывают подобные же движения в Италии, Польше, Германии и Австрии. Падение какого-нибудь министерства в одном государстве казалось в состоянии повлечь за собою падение министерства и в другом. Европа переживала одинаковые надежды и разочарования.

После поражения Австрии при Аустерлице в 1805 году и Пруссии при Иене в 1806 году сами правительства двух этих государств стараются сблизиться с обществом и ищут его поддержки в борьбе против Наполеона. Тогда, как известно, в Пруссии было образовано тайное общество “Союз добродетели”, занимавшееся патриотической пропагандой среди немецкого народа. Борьба с Наполеоном представлялась борьбой против тирании за политическую свободу. Либерально-патриотическим духом были проникнуты и прокламации австрийского императора во время войны с Францией в 1809 году. Особенно характерными в этом отношении были прокламации союзников во время кампании 1813 – 1815 годов. Будучи еще в Варшаве, Александр I в воззвании от 22 февраля 1813 года обращается к германским народам, приглашая их восстать. “Если даже ваши государи, – писал Александр, – продолжают из боязни переносить чужое иго, то нужно, чтобы подданные восстали и принудили их сражаться во имя славы и мщения”. Приготовленная уже пропагандой патриотического “Союза добродетели”, Германия встретила Александра как освободителя. Часть прусского войска, под начальством генерала Йорка, покинула своего союзника Наполеона и пристала к русским. Скоро то же самое сделал и прусский король. “Мы стоим за веру против безверия, за свободу – против властолюбия, за человечность – против зверства”, – говорилось в другой прокламации Александра, изданной 26 марта того же года. Воззвание, изданное в то же самое время Кутузовым в Калише 13 (25) марта от имени Александра I и прусского короля, говорило об освобождении народов, о чести и свободе. Все эти обещания нашли как бы подтверждение на Венском конгрессе, где даже Меттерних согласился внести в союзный акт Германской конфедерации статью (XIII), обещавшую немецким народам конституцию.