Татьяна Алексеева - Ахматова и Гумилев. С любимыми не расставайтесь…

Он сделал еще один, последний шаг вперед и погрузился в воду по плечи. Намокший старый костюм мгновенно стал невероятно тяжелым и мешающим движениям. Николай машинально взмахнул руками, стараясь удержаться на поверхности воды, и понял, что долго плыть вперед ему не удастся — он устанет очень быстро и утонет у самого берега.

— А ну, вылезай, бродяга! — разнесся над вечерним морем резкий окрик, и Гумилев едва не захлебнулся от неожиданности. — Назад, кому сказано!

Плохо осознавая, что делает, молодой человек развернулся к берегу. Его ноги снова нащупали дно, и он встал, выпрямившись во весь рост. С мокрой челки по его лицу стекали струйки воды, и Николай не сразу смог открыть глаза, чтобы посмотреть, кто так не вовремя решил ему помешать. Между тем, с берега продолжали кричать, требуя, чтобы он немедленно вышел из воды. К первому гневному голосу присоединился еще один, нервный и слегка визгливый.

— Неужели придется за ним лезть?! — возмущался этот второй голос. — Иди сюда, чтоб тебе провалиться, я из-за тебя нырять не буду!!

Николай смахнул с лица воду, протер глаза и наконец открыл их. В первый момент он с изумлением обнаружил, что вокруг стало намного темнее — небо приобрело густой чернильный оттенок, а потом увидел две высокие фигуры, стоявшие возле самой кромки воды и яростно размахивающие руками.

— Вылезай на берег, черт тебя побери!! — крикнула одна из них. Вторая тут же добавила к своей речи несколько ругательств не только на французском языке, но, к удивлению Гумилева, на парижском арго. Как будто бы этот человек следовал за ним от самой столицы! Хотя скорее всего он просто был родом из Парижа…

Обдумать это предположение Николай не успел. Незнакомцы снова заорали на него, требуя, чтобы он вышел из воды, и молодой человек неожиданно понял, что и сам хочет подчиниться их приказу. Может быть, он и ждал так долго на берегу, чтобы его заметила полиция, чтобы кто-нибудь помешал ему свести счеты с жизнью?

Как бы там ни было, топиться на глазах двух стражей порядка и нескольких привлеченных их криками зевак невозможно — полицейские, несмотря на свое нежелание лезть в воду, все равно бросились бы за ним и вытащили бы его на берег. Они, судя по всему, уже потеряли надежду остаться сухими и готовы были идти к нему. А Николаю совсем не хотелось доставлять другим людям хоть какие-то неудобства и неприятности. Шумно вздохнув, он сделал первый шаг к берегу. Потом еще один. Идти по пояс в воде было тяжело, двигался он медленно, и полицейские, дожидаясь, пока он дойдет до них, начали нетерпеливо приплясывать на месте. Растущая за их спинами толпа любопытных тоже переминалась с ноги на ногу и о чем-то перешептывалась. Должно быть, спорили о том, послушается ли этот странный бродяга полицию или все-таки попытается отплыть подальше от берега, а потом утопиться? Большинство из них, наверное, ждали, что он не подчинится, и бесплатный «спектакль», зрителями которого они так неожиданно сделались, станет еще интереснее.

Доставлять им такое удовольствие Гумилев точно не желал, поэтому побрел к берегу еще быстрее.

— Вот, умница, давай-давай, иди сюда! — подгонял его один из стражей порядка. Голос его теперь звучал добродушно, и в нем почти не было тревоги. Полицейский понял, что бродяга не захотел топиться у всех на виду и ему не придется вытаскивать его из воды. Теперь он хотел только одного: поскорее доставить неудачливого самоубийцу в участок и идти домой. Его напарник стоял рядом молча, нахмурившись и, как видно, все еще беспокоясь о нарушителе порядка.

Николай споткнулся и снова окунулся с головой в прохладную соленую воду. Полицейские выругались еще яростнее, но теперь они напрасно волновались — и Гумилев быстро встал на ноги, выбрался на мелководье и дошел наконец до берега. Вода стекала с его промокшего костюма маленькими водопадами, глаза снова защипало от морской соли. Он машинально полез в карман за носовым платком, собираясь вытереть лицо, обнаружил, что и карман, и платок в нем тоже насквозь мокрые, и опустил руки, окончательно сдаваясь на милость полицейских.

— Чертов бродяга! Чертов сумасшедший! — накинулся на него один из стражей порядка, заламывая ему руки. — Будешь сидеть в кутузке — там живо топиться передумаешь! Пошли!

Ругаясь и проклиная свое так неудачно закончившееся дежурство, полицейские ухватили Николая за руки с двух сторон и потащили его по пляжу — обратно в обычную жизнь, к веселым и счастливым людям.

Идти по песку теперь было еще тяжелее, чем двигаться по пояс в воде. Ботинки и брюки мгновенно стали тяжелыми от прилипшего к ним песка, но Николай не мог остановиться, чтобы стряхнуть его. Полицейские, продолжая поносить и его, и всех прочих нарушителей порядка, когда-либо попадавшихся им, без особых церемоний тащили молодого человека прочь с пляжа. На их еще недавно чистых и аккуратно выглаженных форменных сюртуках расплывались мокрые соленые пятна.

— Зря вы боялись в воду лезть, все равно теперь намокли, — не удержавшись от злорадства, сказал им Гумилев.

Ответом ему был очередной громкий поток ругани, и один из полицейских пригрозил:

— Вот заставим тебя платить за испорченную форму — живо смеяться перестанешь!

— Не заставите, у меня денег нет! — сообщил Николай, с трудом подавляя желание показать язык. Это, посчитал он, было бы чересчур по-детски.

— Да уж догадываемся, что ты без гроша в кармане! — огрызнулся на него другой полицейский. — И откуда ты только взялся такой?! Выговор у тебя не нормандский!

— Я из Парижа, — буркнул в ответ Николай.

— Ну вот, мало нам своих умалишенных! Теперь еще столичные сюда ездить топиться повадились! — одновременно возмутились оба его конвоира и принялись еще яростнее толкать пленника к дороге. Гумилев не сопротивлялся. Ему даже хотелось побыстрее оказаться в полицейском участке. Там он смог бы высушить одежду и согреться, а может, ему дали бы и поесть. А потом поспать… Неожиданно молодой человек понял, что ужасно устал и готов уснуть прямо на ходу, плюхнуться на песок и проспать целые сутки прямо на пляже под открытым небом. Однако арестовавшие его стражи порядка продолжали ругаться и пихать Николая с обеих сторон. Впрочем, он на них был за это совсем не в обиде…

— А еще ведь придется его за казенный счет обратно в Париж отправлять! — ворчали полицейские всю дорогу до участка.

«В Париж… — думал про себя совершенно закоченевший в мокром костюме и измученный Николай. — Там могут быть письма от родителей… И от Анны… Она, наверное, мне туда написала! А я ведь мог так и не узнать об этом…»

Глава IX