А. Ходоренко - 10 гениев бизнеса

В 1869 году попечительный комитет был утвержден, получил устав, училищу было присвоено название Арнольдовского. Вначале занятия с глухонемыми живой речью были поставлены довольно примитивно, и Павел Михайлович на свои средства отправил директора Д. К. Органова за границу ознакомиться с постановкой дела в аналогичных школах. Помимо общеобразовательных предметов, детям преподавались и ремесла. Училище, или, как его звали в обиходе, заведение глухонемых получило в собственность большой каменный дом с огромным садом, где учились и жили 156 учеников и учениц, а в начале 1890-х годов Павел Михайлович построил на свои средства больницу на 32 кровати.

Попечительство над училищем, начавшееся в 60-е годы, продолжалось в течение всей жизни Павла Михайловича и после его смерти. В своем завещании Павел Михайлович предусмотрел огромные капиталы для училища глухонемых. Мальчики и девочки воспитывались до 16 лет и выходили в жизнь, получив профессию. Третьяков подбирал лучших преподавателей, знакомился с методикой обучения, следил, чтобы воспитанников хорошо кормили и одевали. В каждый приезд в училище он обходил классы и мастерские в часы занятий, всегда присутствовал на экзаменах.

В 1871 году по инициативе Павла и Сергея Третьяковых был проложен проезд между Никольской улицей и Театральным проездом на месте существовавшего ранее, но застроенного в XVIII веке проезда. На участке, приобретенном Третьяковыми специально для устройства проезда, архитектор А. С. Каминский в 1870–1871 годах возвел два здания с проездными арками, обращенными на Никольскую улицу и на Театральный проезд; фасад здания со стороны Театрального проезда был встроен в Китайгородскую стену рядом с башней (1534–1538 годы) и решен в романтическо-средневековом духе. Внутри проезда находились магазины. Подобное градостроительное решение уникально для Москвы. Новая конструкция получила название Третьяковского проезда.

Толковый словарь определяет благотворительность как «безвозмездные действия и поступки, направленные на общественную пользу». Применительно к жизни Павла Михайловича Третьякова хочется добавить: «и которые не забудутся никогда».

Характер Павла Михайловича сохранил некоторые черты, напоминающие о купеческих традициях семьи и личного опыта. К счастью для великого дела – создания галереи, он был совершенно бескорыстен, руководствовался интересами России и русской культуры, обращенными на пользу большого культурного начинания. Третьяков привык уважать данное раз слово и делал все для того, чтобы вести дела с художниками честно и открыто, внушая им веру в солидность и прочность предпринятого им дела – создания галереи русской живописи.

Все люди, знавшие П. М. Третьякова, поражались его колоссальной работоспособности. Рабочий день Павла Михайловича был заполнен до отказа. Служащий его фирмы А. Рихау вспоминал: «Павел Михайлович Третьяков прежде всего был замечательный труженик. Вставал он в 6 утра, наверное, одним из первых в Москве, и просиживал за делами иногда до часу ночи. Когда он успевал спать – оставалось загадкой… Я уверен, что он умер бы со скуки, если бы его заставили ничего не делать».

Следует заметить, что рабочий график Павла Михайловича оставался неизменным на протяжении всей его деятельности в качестве главы фирмы. Любопытно, что Павел Михайлович не имел отдельного кабинета, а сидел в той же комнате, что и старший бухгалтер.

Неизменным из года в год был не только режим дня Третьякова, но даже маршрут его ежедневных деловых поездок. Кучер говорил, что он зря получает жалованье: в пути не приходилось править вожжами. Лошадь знала, по каким улицам ехать, на каком перекрестке куда сворачивать. Она сама останавливалась у тех подъездов, где хозяин обычно выходил из экипажа.

П. М. Третьяков не только рано вставал, рано начинался и его рабочий день. Сам он очень любил поговорку: – «Заря деньгу родит. Спать долго – жить с долгом». В контору Павел Михайлович приходил вместе со служащими – в 9 часов утра. С 12 до 13 часов он делал часовой перерыв для завтрака и снова возвращался в контору. С 15 до 18 часов продолжались его деловые поездки. К 6 часам вечера Павел Михайлович всегда возвращался в контору, чтобы отпустить служащих. Задерживать их дольше того времени, за которое он платил им жалованье, Третьяков считал недопустимым.

Одним из важнейших постулатов деловой этики Павла Михайловича была принципиальность. Его убеждения никогда не расходились с поступками и в больших делах, и в мелочах. Критик В. В. Стасов писал Третьякову: «Я знаю Ваш рыцарски честный характер, сто раз видел, что Вы за человек». Все, кто знал Павла Михайловича, уважали его за точность, постоянство и верность данному обещанию. Возможно, тогда «время было другое», но Павел Михайлович Третьяков находил в себе силы всегда поступать «по совести», и это не мешало ему вполне успешно вести дела. Наоборот, его неизменная порядочность служила лучшим обеспечением заключаемых им сделок. И часто Третьяков говорил: «Мое слово крепче документа».

Третьяков был хозяином, «головой» своего дела в полном смысле слова, и это требовало от него абсолютной самоотдачи. Простое перечисление его повседневных дел уже впечатляет. П. М. Третьяков выставлял резолюции на всей корреспонденции; выслушивал доклады своих помощников и тут же принимал решение; сам пересматривал все поступившие в контору иностранные товары; подсчитывал путевые и таможенные расходы; назначал цены на экспортные товары; сам отбирал товары для посылки на ярмарки. Перед Пасхой, когда заканчивался торговый год, подводились итоги и подсчитывались все остатки товаров, Павел Михайлович сам все проверял и устанавливал цены. Он неизменно контролировал всю бухгалтерскую отчетность. Не было случая, чтобы Третьяков поехал, как мы выразились бы сегодня, «выбивать кредит» и вернулся с пустыми руками.

О Павле Михайловиче как о человеке строгом и требовательном в работе и одновременно очень внимательном, отзывчивом в отношении к своим служащим вспоминает Г. И. Дельцов. Он поступил в контору Третьякова в 1889 году, только что окончив Петропавловское училище, чтобы вести иностранную корреспонденцию. У него не было опыта в употреблении специальной торговой терминологии, поэтому Третьяков нередко делал ему замечания. Огорченный Дельцов решил подать заявление об уходе. По окончании рабочего дня Павел Михайлович вызвал его и мягко сказал: «Георгий Иванович, как же вам пришла в голову такая мысль? Ведь если вы будете обижаться на замечания, вы ничему не научитесь. Я говорю в вашу же пользу».

В своих «Воспоминаниях» один из служащих П. М. Третьякова – И. Раковский – отмечает, что в конторе неизменно царила самая дружеская атмосфера. В перерывах устраивались чтения вслух. Однажды П. М. Третьяков по просьбе своих служащих даже обратился к Софье Андреевне Толстой, чтобы она прислала им для прочтения еще не вышедшую тогда «Крейцерову сонату». Подобное единодушие между начальником и подчиненными в наши дни уже трудно себе представить…