Владимир Шигин - Адмирал Дубасов

Не ограничиваясь этим, Дубасов настоятельно просил министра внутренних дел усилить состав окружных судов, выступал на крестьянских сходах и перед еврейскими общинами, прося их помогать администрации, а в случае продолжения беспорядков «вернуться с войсками и стереть с лица земли мятежные селения».

– Достигнутое успокоение есть только затишье! – докладывал вице-адмирал в столицу. – С наступлением весны беспорядки могут возобновиться.

Действуя и силой, и уговорами, он усмирил Черниговскую губернию. Затем перешёл в Курскую. Там он распространил объявление, в котором говорилось: «Если сельские общества или хотя немногие из их членов позволят себе произвести беспорядки, то все жилища такого общества и всё его имущество будут по приказу моему уничтожены».

Из воспоминаний графа Витте:

«Дубасов действовал в Черниговской и Курской губерниях с кучкой войск весьма энергично и не вызвал нареканий ни с чьей стороны. Хотя крестьянские волнения на него, видимо, произвели сильное впечатление, так как в бытность его на несколько дней во время этой командировки в Петербурге, он мне убеждённо советовал провести закон до созыва Государственной Думы, по которому те земли, которые крестьяне насильно захватили, остались бы за ними, и на моё возражение против такой меры он мне говорил: „Этим крестьян успокоите и помещикам будет лучше, так как в противном случае они, крестьяне, отберут всю землю от частных владельцев“. Я привожу этот факт как иллюстрацию того настроения, которое тогда торжествовало в самых консервативных сферах. Никто Дубасова не заподозрит ни в физической, ни в моральной трусости. Если он предлагал такую крайнюю и несвоевременную меру, то потому, что был убеждён в её целесообразности и неизбежности… Дубасов, конечно, себя отлично держал в Черниговской и Курской губерниях, где крестьянские беспорядки достигли едва ли не наибольших пределов. Он всюду появлялся сам с горстью войск, справлялся с бунтующим крестьянством, отрезвлял их и достиг почти полного успокоения».

Затем Дубасов неожиданно для него был снова отозван в Петербург. Причина вызова была в том, что премьер-министр Витте рекомендовал вице-адмирала на должность московского губернатора В Москве вот-вот должен был начаться бунт, и нужно было спасать положение.

Едва прибыв, он был тут же принят императором. Николай был бледен и лаконичен:

– Вам надлежит немедля принять должность генерал-губернатора Москвы!

– ?!!

– Я надеюсь только на вас!

К этому времени в Москве обстановка накалилась до предела. Премьер-министр Витте докладывал царю: «В Москве полная анархия власти. Крайне важно скорейшее прибытие нового генерал-губернатора…»

На докладе Витте Николай II начертал:

«Сегодня я назначил генерала Пантелеева генерал-адъютантом с поручением отправиться в командировку вместо Дубасова. Последнему следовало бы немедля приехать в Москву…»

Предшественник Дубасова генерал-адъютант Дурново был снят за неспособностью навести порядок в первопрестольной. Николай II был так зол на него, что запретил даже вешать портрет Дурново в знаменитой галерее московских губернаторов.

На душе Дубасова было безрадостно. К трагедии Порт-Артура и Цусимы добавилась и личная. От рук террористов погиб старший брат жены, министр внутренних дел России Сипягин, давний друг адмирала. И вот теперь это назначение в такую лихую пору! Запираясь один в кабинете, адмирал мог часами сидеть неподвижно. Что думалось ему тогда? Вспоминались ли лихие дунайские атаки, проигранная борьба за Мозампо или явственно виделись тонущие цусимские броненосцы? Кто знает!

Адъютантом к Дубасову попросился лейтенант Коновницын, потомок славного генерала восемьсот двенадцатого года. Сам Коновницын прошёл Порт-Артур и, отлежав после тяжёлого ранения в госпитале, решил идти к адмиралу.

– Ну что ж, – резюмировал Дубасов. – По крайней мере, один надёжный человек у меня уже есть.

Дубасов отправился в Москву. Он застал город в состоянии, близком к взрыву: 5 декабря в училище Фидлера прошла Общемосковская конференция большевиков, принявшая решение о немедленном начале всеобщей политической стачки и её скорейшем переходе в вооружённое восстание. В работе конференции участвовали также большевики из разных городов Московской губернии, из частей Московского гарнизона, а также из Твери и Тулы. Правой рукой большевиков был созданный накануне Московский Совет рабочих депутатов, родившийся за месяц до описываемых событий.

В 1905 году Московский Совет рабочих депутатов собирался пять раз, после чего он был разогнан войсками и полицией. Руководство Совета находилось в руках большевиков, а партийная принадлежность его депутатов была крайне узкой – кроме большевиков, там работали лишь меньшевики и эсеры. Никаких партий Центра в Совете представлено не было.

Чем только не приходилось заниматься генерал-губернатору: бракоразводными делами и уборкой улиц, театральной цензурой и трактирными драками. Однако с каждым днём всё больше становилось дел иных, ранее неслыханных: «По поводу пения „Марсельезы“ вместо тропаря „Христос воскресе“ во время крестного хода в деревне Ходлевой Подольского уезда…» Подняли голову и националисты разных мастей.

Членам Городской думы Дубасов объявил:

– Война продолжается. Нанеся нам поражение на фронте внешнем, неприятель стремится теперь взорвать нас изнутри. Но этому не бывать!

Да, революционеров адмирал откровенно ненавидел, как может ненавидеть боевой офицер своего врага, готового в любой момент ударить в спину.

2 декабря в первом номере газеты «Вперёд» Совет опубликовал воззвание ко всем трудящимся бороться против самодержавия. Логическим продолжением этого призыва стало его решение от 6 декабря, когда пленум Совета поддержал инициативу Общемосковской конференции большевиков объявить с 12 часов дня 7 декабря всеобщую политическую стачку и перевести её в вооружённое восстание.

7 декабря началась массовая политическая забастовка, в которой участвовало более 100 тысяч человек. 8 декабря полиция разогнала многотысячный митинг забастовщиков, проходивший в саду «Аквариум». И в этот же день войска обстреляли здание училища Фидлера, где собрались дружинники – большей частью эсеры.

Эти события послужили прелюдией к вооружённому восстанию, которое уже готовилось большевиками, сделавшими Московский Совет легальным органом руководства восстанием.

В бой во многих районах Москвы вступили две тысячи дружинников, поддержанных в ходе борьбы ещё шестью тысячами вооружённых повстанцев. Восставшие захватили все вокзалы Москвы, кроме Николаевского. Особенно упорные бои шли на Пресне, в Замоскворечье, в Рогожско-Симоновском районе и вдоль Казанской железной дороги.