Хайнц Шаффер - U-Boat 977. Воспоминания капитана немецкой субмарины, последнего убежища Адольфа Гитлера

Конвой уходил, его винты становились еле слышны. Но три эсминца шли за нами, и вскоре звук их асдика, как царапанье ногтей по расческе, стал слишком знакомым. Некоторые из этих асдиков грохочут, как горох в жестянке, другие визжат, как трамвай на повороте. Похоже, мы нескоро забудем это приключение. Я раздумывал о человеке, отправившемся в путь, чтобы узнать, что такое страх. Он должен бы побывать здесь.

Эсминцы окружили нас. Взрывы звучали все ближе и ближе, обычно три сразу. Мой пост размещался на корме у переговорной трубы. Каждый раз, когда взрывалась бомба, я должен был докладывать о повреждениях. Труба шла между корпусом и торпедным аппаратом, и в этом крошечном пространстве я должен был удержаться, опершись на одну руку и испытывая боль во всем теле. Стоял неимоверный гул, подлодка, как камень, падала до 20 метров. Свет погас, автоматически включилось аварийное освещение. Это не шутка, когда нас отслеживают по показаниям приборов. Шум двигателей стал громче, глубинные бомбы ближе. Электрики передвигались по лодке, устраняя повреждения. В это время погас свет во второй из двух электрических цепей, которыми снабжена подлодка. Это продолжалось несколько часов. Радисты, сохранившие контакт с эсминцами, сообщали командиру. Когда эсминцы подошли ближе, командир сам пошел в радиорубку отдавать приказы. Каждый раз, как эсминец оказывался над нами, мы меняли курс. Тут надо реагировать инстинктивно. К счастью, наш командир точно знал, что он делает. Он не проявлял никаких чувств. Внешне казалось, что все вполне владеют собой, но это было нелегко, и мне в неменьшей степени. Никогда еще не было хуже, чем сейчас: мы не могли видеть, не могли стрелять. Мы должны были просто держаться, хотя казалось, что это больше, чем человек может выдержать. Мы насчитали 68 глубинных бомб.

Как долго может продолжаться это нечеловеческое напряжение, эта смесь везения, непонятной тактики и инстинктивного выполнения нужных действий в нужное время в этом нереальном сражении не человека с человеком и даже не оружия против оружия? Мы находились в ловушке. Каждый погружен в свою работу в мертвом автоматическом молчании. Было что-то жуткое во всей атмосфере на борту. Рядовые выглядели как привидения.

Раздался страшный треск, как если бы по лодке ударили гигантским молотком. Электрические лампочки и стекла разлетелись, разбрасывая везде осколки. Моторы остановились. Слава богу, со всех постов докладывали, что никакой течи нет. Просто вырубились главные предохранители. Повреждение оказалось полезным. Теперь мы использовали специальные дыхательные аппараты, предохраняющие от смертельной окиси углерода, которая могла появиться в подлодке. Резиновый мундштук ужасен на вкус… Это и есть война, настоящая война, а не фильм о войне, где машут флагами и звучит музыка.

Однако инстинкт самосохранения живет в каждом из нас. Если бы нас спросили, были ли мы на самом деле испуганы, сомневаюсь, что кто-нибудь смог бы четко ответить на этот вопрос.

Взрывается сотая глубинная бомба. Лбы у всех покрыты капельками пота. Как последнюю надежду мы выпускаем «Болд» – ловушку для асдика, ей так много подлодок обязаны своим спасением. Ее химические компоненты создают пленку, которая повисает в воде наподобие занавеса и создает для асдика эсминца такое же эхо, как и сама подлодка.

Наша тактика заключалась в том, чтобы намеренно подставить подлодку охотникам, увериться, что они получают эхо, а потом резко повернуть и, показав корму, ускользнуть, оставив ловушку для охотничьей стаи, продолжавшей свое дело. Наш «Болд», по-видимому, помог нам. Бомб взрывалось все меньше. Казалось, враг обманулся. После того как мы насчитали 168 бомб за 8 часов, мы наконец снова начали дышать. Эсминцы уходили. Они должны были собрать свой конвой, поскольку в наступающей ночи он нуждался в сопровождении. Если каждая подлодка удерживала по три эсминца, тогда только один из них мог еще оставаться с конвоем, и для других подлодок все получалось проще. Наш способ ведения войны совсем не похож на тот, о котором думают юристы: просто подкрасться под водой, выстрелить и скрыться, как вор в ночи. Наоборот. Торпедируют корабли в охраняемом конвое в основном подлодки, идущие на поверхности. И хотя размер эсминца не предполагает неограниченного запаса глубинных бомб – я думаю, их не больше 80, – но и этого количества хватает, чтобы «поддать нам жару».

Мы ждали час, потом мы всплыли.

– Полный вперед!

Мы перезарядили батареи. Это было главным, потому что без батарей мы не можем погружаться под воду и в результате перестаем быть субмариной. Мы перезарядили наши торпедные аппараты и снова приготовились к бою. Только немного измучены, Я запомнил один совет, полученный еще на Данхольме: «Моряк не может быть измучен. А если ты не можешь открыть глаза, вставь в них спички». Вместо спичек мы приняли таблетки кофеина и первитина. Может быть, они и не идеальны для здоровья, но позволяют обходиться без сна несколько дней и для нас просто необходимы.

В эту ночь нам не удалось догнать конвой, но мы доложили о своем успехе в штаб: потоплено четыре корабля, всего 24 тонны.

Адмирал ответил:

– Не 24, а 36. Корабли… – И он перечислил все суда. – Хорошо сделано. Продолжайте и топите остальных.

Наша разведка работала великолепно. На этот раз они расшифровали радиосигналы противника. Хотя было потоплено 100 тысяч тонн, мы надеялись, что кое-что еще осталось и на следующую ночь. Мы уже забыли контратаку с глубинными бомбами и рассчитывали, что эсминцы израсходовали свой запас бомб. Но на самом деле мы так и не смогли догнать конвой, так как топливо у нас почти закончилось, и нужно было вернуться на базу. Позже мы узнали, что конвой почти полностью разрушен, уничтожен.

Мачта на горизонте – другой корабль. Его курс позволяет нам пытаться атаковать, несмотря на недостаток топлива. Мы подошли, когда настала ночь, несмотря на то что эсминец направлялся прямо на нас. Как раз тогда мы увидели красный свет и изменили курс. Невозможно было, чтобы эсминец заметил нас. Да и разве начал бы он стрелять? Аварийное погружение! Никаких бомб. Неужели это совпадение? Мы всплыли. Эсминец все еще направлялся на час. Снова мы увидели этот проклятый красный свет. Аварийное погружение! Это случалось три раза, и к концу нас окончательно вымотало.

Позже, однако, мы снова должны были погружаться, когда нас атаковали два «Сандерленда». Мы заметили их слишком поздно – они находились уже совсем близко от нас. Так близко мы еще не сталкивались с самолетами, хотя для такого случая в боевой рубке устанавливалась автоматическая пушка. Один магазин был заряжен, другой под рукой. Командир хотел закрыть люк, но его заело. Очевидно, пружина испортилась, когда нас бомбили. Тем временем «Сандерленд» летел на нас. Моментально приняв решение, командир бросился в рубку, встал к пушке и выстрелил. Расстояние больше 1000 метров. Самолет отклонился. Однако, сделав это, он совершил большую ошибку. Теперь весь фюзеляж был открыт на небольшом расстоянии, а сам он не мог использовать свое вооружение. После следующей вспышки он внезапно нырнул и упал в воду. Другой самолет тоже пошел в атаку, и командир опять открыл огонь. Один из двигателей загорелся, и самолет улетел. Все это время инженер лихорадочно работал в боевой рубке, и мы наконец смогли погрузиться. Все поздравляли командира с меткой стрельбой. Если бы не его присутствие духа и быстрота реакции, мы все погибли бы. Позже по радио сообщили о подвиге командира и о награждении его Золотым крестом.