Андрей Раевский - Воспоминания о походах 1813 и 1814 годов

Все означенные статьи будут подписаны генералами, начальствующими союзной армией перед Дрезденом, графом Клейнау, генерал-лейтенантом графом Толстым и, наконец, маршалом графом Гувьоном-Сен-Сиром. Тогда только они будут иметь настоящую важность и силу.

По точному исчислению вся французская армия состояла из одного маршала, 11 генералов дивизионных: граф Лобау (Мутон), Дюронель, Дюмас (знаменитый военными своими сочинениями), Клапаред, Боннет, Мутон-Дюверне, Бертесм, Дюмонсо, Рацут, Жерард, Тест, Фрейр и Кассан, 20 бригадных генералов, 1759 офицеров и 27 714 человек нижних чинов. Из сего числа 6000 человек остались в госпиталях Дрездена. Более 250 орудий досталось союзникам. Вообще все магазины и прочее, оставленное французами в Дрездене, простирается на сумму до 20 миллионов рублей.

VI

Дрезден и его окрестности

6 ноября восходящее солнце осветило веселые дружины наши у ворот Фрейбургских. И прошедшие опасности, и понесенные труды – все было забыто! С самой зари жители покрыли близлежащие укрепления. Русская стража заняла посты вокруг города. С нетерпением ждали граждане союзников, мирных вестников свободы и спокойствия. Скромно вступили воины Александра в освобожденную столицу Саксонии; благословения и радостные клики приветствовали спасителей. Королевская фамилия с балкона дворца ласковым взглядом встретила великодушных. Только зеленые ветви на киверах австрийцев возбуждали улыбку негодования на бледных устах французов.[10] И Дрезден, за несколько дней столь печальный и унылый, превратился мгновенно в веселую обитель забав и ликования. Жители не знали, чем угощать гостей, столь давно и нетерпеливо жданных. И дивитесь сильному могуществу судьбы и обстоятельств: экономные немцы с удовольствием тратили деньги на пиры и балы! Положение их во время пребывания французов было ужасно. Несмотря на великодушие и благородный образ мыслей маршала Сен-Сира, бедствия жителей достигли величайшей степени. Недостаток в съестных припасах и нервические горячки в течение шести недель похитили более семи тысяч граждан. И теперь все лазареты наполнены больными, и обыватель под опасением большого штрафа не может лечить дома жену или дочь свою. Мне отвели квартиру у Черных ворот (Schwarzthoren), недалеко от которой был лазарет французов. Не могу и теперь еще вспомнить без содрогания ужасное зрелище, которое почти ежедневно возобновлялось перед окнами моими. Каждое утро к лазарету подъезжало множество огромных телег – возвращались, наполненные телами несчастных французов. По исчисленью начальства, в течение одного года в окрестностях Дрездена погребено более 50 тысяч воинов Наполеона, от ран и болезней умерших! Нет, не ненависти, но жалости достойны эти горестные жертвы ослепления и деспотизма!

Как скоро утихли первые порывы восторга веселых гостей и обрадованных хозяев, я спешил посмотреть город, которым доселе восхищался только издали и на картинах. Величавая Эльба[11] разделяет столицу Саксонии. На левом берегу реки лежит старый город, на правом новый. Первый отличается шумом и деятельностью, другой – красотой зданий и улиц. Равно заслуживает внимания и великолепное предместье Фридрихштат. Оно древнее самого города. Во всей столице считается до трех тысяч домов и около 60 000 жителей, за исключением гарнизона. Дворец старинной архитектуры, католическая церковь вблизи дворца поражает взор огромностью и великолепием. «Вознесение» работы Рафаэля-Менгса украшает жертвенник. Что может быть величественнее лика Спасителя, оставляющего суетный мир, в котором, под бренною одеждой сынов персти, 30-летними страданиями приуготовил Он великое дело искупления смертных! Все земное исчезло, я вижу образ человека во всем величии Бога. С какой благостью, с каким милосердием взирает Он на слабых смертных, которые удостоились небесной Его беседы и имени благовестителей святых заповедей! Если цель художника есть тронуть сердце и возбудить чувства, то Рафаэль-Менгс не уступает Рафаэлю-Санкцию. Я не знаток в художествах, но картина без жизни, без души не возбудит во мне сего трогательного умиления, которое ощущал я, взирая на «Вознесение» Рафаэля-Менгса. Церкви Богородицы и Св. Креста равно отличаются прекрасной архитектурой. Я сказал уже, что наружность дворца некрасива, но внутреннее убранство превосходит всякое описание. Смотря на мрачные, печальные стены, на унылый вид его, с горестью воспоминал я о переменах судьбы и счастья, как сходствует внешность его с настоящим положением властителей Саксонии! Дом Марколини, Брюля, с прекраснейшим садом и террасой над самой Эльбой, арсенал и еще некоторые частные здания достойны внимания в старом городе; впрочем, улицы тесны, кривы и весьма неопрятны, площади малы и некрасивы. Зато новый город, к которому приближаетесь через прекрасный каменный мост, поражает взоры великолепием и правильностью. Главная улица с прекраснейшей аллеей (от которой и получила она свое название) ведет к монументу Августу II. Памятник огромен, великолепен и имеет некоторое сходство с памятником Петру I, стоящим перед Михайловским замком в С.-Петербурге. Японский дворец обращает внимание странной красотой своей наружности и драгоценностями, которые заключает в стенах своих. В нем помещается одна из лучших библиотек в Европе. Число книг простирается до 200 000. Отличная чистота комнат, вкус в расположении и множество редких рукописей возбуждают особенное любопытство путешественников. В книге, в которой посетители записывают имена свои, встретил я Наполеона, многих королей, маршалов российских, прусских и других иностранных генералов. И мы вписали там же скромные, неизвестные имена свои… Тут как на кладбище, подумал я, смиренно стоит имя какого-нибудь студента с именами великих земли.

Здесь же хранится редкое собрание китайского, японского, французского и саксонского фарфора. Я думаю, что нигде нет такого множества любопытных и занимательных вещей сего рода. Особенно понравилось мне, как русскому, аллегорическое изображение покорения Крыма. Оно работано на Мейсенской фабрике. Лики бессмертной Екатерины, единственного Потемкина, ханов татарских одушевлены в фарфоре. Собачка великой владычицы севера также достойна внимания. Цветы живут и колеблются от легкого дуновения, разнородные звери, кажется, только что вышли из берлог своих, и все это действие искусства – и какого? Мертвого искусства.