Иван Попов - Ложь. Записки кулака
— А как ты, Никита, думаешь это сделать?
— Очень просто. Разоружить охрану, а если нужно, то расправиться с ними, захватить какие есть продукты, дойти до железной дороги и податься на шахты или домой.
— Я понимаю, что расправиться с охраной никакого труда не составит. А дальше? Нас, почти тысяча человек, из которых более половины детей, стариков и больных. И ты думаешь, что они смогут пройти более сотни верст до железнодорожной станции, где их ещё будет ждать эшелон с паровозом? Не смеши. Как только в Котлас перестанут приплывать брёвна, тут же сообразят, что в нашем лагере что-то случилось и пришлют бойцов. По нашим следам пустят собак. А так как мы будем еле передвигать ноги, то нас быстро догонят и хорошо, если вернут в лагерь, а могут и перестрелять, всех до одного, прямо на месте. И родные не узнают, где могилка твоя! Так что, Никита выбрось из головы эту затею и терпи.
Никита ушел. Больше к этому разговору он не возвращался, словно внял совету Ивана Ивановича и постарался забыть о своей минутной слабости. По-прежнему был деловит и непоседлив. Тем более, что дел было невпроворот. К этому времени подсохли, изготовленные из глины и песка, кирпичи. Их загрузили в яму и начали обжиг, периодически сменяя друг друга у печи в течение суток. С едой было совсем плохо. Бабы рвали молодую траву, варили баланду в виде зеленых щей и ждали обоза, надеясь на подвоз продуктов. А он не ехал, словно пропал в глухой тайге. Наконец, на исходе недели, за поворотом показались подводы, надежда изголодавшихся людей. Народ побросал работу и потянулся к конторе. Из первой повозки выпрыгнул Локман, пожал руку прорабу и спросил о делах. Тот ответил, что все идет хорошо, но людям недостаточно еды, и пока их так долго не было, выработка резко упала. На замечание прораба, что люди голодают, Локман никак не отреагировал, а стал рассказывать, почему они задержались в Котласе. Он сказал, что на другой день после приезда состоялось очередное совещание в горкоме партии, которое длилось два дня. Его похвалили за перевыполнение плана по заготовке древесины и он, воспользовавшись этим, попросил выделить продуктов больше нормы и получил их сполна. Локман, сияя, рассказывал, как его ставили в пример другим комендантам лагерей, и по всему было видно, что он еще находится под впечатлением.
Прораб, слушая начальника лагеря, думал, что если бы высшее руководство умело не только читать отчеты, а еще считать и переводить бревна в кубы, то Локмана не только не стали бы хвалить, а тут же сняли с поста и отдали под суд за обман и очковтирательство. Владимир Степанович с трудом отвязался него и стал пробиваться сквозь людскую толпу к подводам. К этому моменту с последней подводы сняли клетку со стеклом и печное литье. Продукты все еще лежали нетронутыми, люди ждали раздачи. Прораб развязал мешки и обнаружил в них только хлеб, пшено и сухари. Не было ни сахару, ни жиров, ни муки. Он подозвал к себе Ивана Ивановича и распорядился раздать по полуфунту пшена на каждого человека, начиная с малышей и кончая стариками. На каждую семью пришлось еще по буханке хлеба и пригоршне сухарей. Когда раздача была закончена, на последней подводе осталось лежать несколько мешков с продуктами для начальства. Прораб не стал развязывать мешки, заранее зная содержимое, а только приказал перенести их в контору, что и было сделано.
С каждым днем становилось теплее. Солнце поднималось все выше и выше, дни становились длиннее, и казалось, что скоро наступить сплошной день. Вся округа покрылась изумрудной зеленью, радуя глаз и душу восторженной жизнью. Радовались этому птички, наполняя воздух весенним щебетанием. Не радовались весенней красоте лишь люди, изнуренные перенесенными холодами, голодом и беспросветной нуждой. К тому же появились комары и мошка. От этого наказания нельзя было скрыться ни в лесу, ни в бараке — ни днем, ни ночью. От обилия кровососов не спасала одежда, костры, дымари. Закрывая лица, люди обвязывались до глаз тряпьем, но насекомые лезли в глаза, начисто ослепляя их. На ночь прямо в бараке жгли костры, подбрасывали в них сырую траву для дыма. Народ задыхался, кашлял и не мог уснуть. А утром, не выспавшись, с больной головой и с пустым желудком, бедолаги, словно тени, тянулись на работу. Страна требовала выполнения пятилетки в четыре года. Теперь их никто не подгонял, никто не торопил, но они, словно заводные, продолжали валить и сплавлять лес, как того позволяли остававшиеся еще силы. Даже начальник лагеря, вначале рьяно взявшийся за наведение порядка в лагере, понял, что от этих людей, измученных голодом и болезнями, большего требовать невозможно и смирился с тем, что есть. И все же, несмотря на все невзгоды, люди думали о будущем и обживались. Заселили первый барак, завершили другой, заложили третий. Закончив обжиг кирпича, Никита Пономарёв с родней клал печи. Печки из рук Никиты выходили неказистыми, но горели и грели хорошо. Сначала соорудили плиту с духовкой в конторе. Прораб, посмотрев, распорядился в каждом бараке установить по две печки и готовить дрова на зиму.
Все взрослое население лагеря и подростки каждый день трудились на лесоповале. Поэтому днем в бараке оставалось они ребятишки, но они, помня наказ родителей, вели себя тихо. Сдерживало еще и то, что в помещении, кроме них, было много больных, в том числе родных и знакомых. Однажды, когда родители были на работе, в барак зашел комендант лагеря. Он поздоровался с ребятами, прошел вдоль рядов нар и внимательно осмотрел больных. Потом опустился на скамейку и взмахом руки подозвал к себе малышей. Они, напуганные его приходом, жались друг к другу, затаив дыхание, и боялись пошевелиться. Из разговоров взрослых дети давно уяснили, что самый большой начальник злой и от него ничего хорошего ждать не приходится. И поскольку все невзгоды идут от него, боялись коменданта, как огня, стараясь лишний раз не попадаться на глаза. Видя, что детишки напуганы, он слегка улыбнулся и, ткнув пальцем в более рослых ребят, велел подойти к нему. Те, прячась друг за друга, сделали несколько шагов и остановились. Он стал спрашивать имена и фамилии, учились ли они и в каком классе, расспросил о родителях. Выслушав ответы, начальник немного подумал и сказал:
— Вот что, ребята! Я знаю, что многие из вас помогают родителям в работе, но этого мало. Нужно вашим родителям организовать небольшой отдых и немного повеселить их. Давайте вместе устроить им праздник. Вы, наверное, видели в своих селах выступления комсомольцев? Вот и мы сделаем то же самое. Согласны?
Большинство ребят ничего не поняли, что от них потребовал этот страшный человек, но согласно закивали головами. В этот же день плотники получили задание и, прекратив строительство барака, стали сооружать рядом с конторой помост для выступления самодеятельных артистов. Репетиции Локман вёл лично сам. Он оказался неплохим режиссером, но люди, узнав об этой затее начальника, только качали головами и между собой говорили, что человек с жиру взбесился. Иван Иванович от прораба знал, что Локман, в свою бытность, отвечал за политико — воспитательную работу среди зеков, и вот теперь на него вновь напал организаторский зуд, тем более, что он просто изнывал от безделья.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});