Владислав Крапивин - Однажды играли…

– Был бы мундштук, тогда поиграли бы…

Да, с горном, с боевой трубой, военные игры по вечерам были бы не в пример увлекательней.

А как вырос бы мой авторитет, если бы я небрежно выложил эту штуку перед ребятами!

Попросить у Миры?

Может, и даст, а может, скажет: “Что ты, это же казенное имущество!”

Щелк-щелк-щелк, – раздалось в коридоре. Руки сработали сами. Хвать!

Я сунул добычу под рубашку, под ремень, потому что единственный карман на штанах – накладной, пришитый сзади – был плоский и тесный.

Я успел заправить рубашку.

– Вот тебе характеристика… Ну, отдыхай в лагере хорошенько. И береги честь нашей дружины.

Ощущая голым пузом металлический (почему-то очень холодный) мундштук, я обещал отдыхать и беречь. Торопливо удалился и, помахивая сложенной вчетверо характеристикой, поскакал в поликлинику.

Совесть меня не царапала. Царапал сам мундштук, и я наконец переложил его в карман: теперь-то пусть выпирает, не страшно.

Пожарное депо с фонтаном я обошел стороной, по берегу реки. На всякий случай.

В поликлинике мне без волокиты выдали пачку листков и справок, соединенных канцелярской скрепкой. Я прицепил к “анализам” характеристику, в которой было написано, какой я хороший и активный (знала бы Мира про мундштук!). И с этими трепещущими на ветерке бумажками двинулся дальше, в контору “Заготживсырье”.

Путевками ведала председательница профсоюза – очень полная дама с хитрыми глазками. Как звали, не помню, а фамилия была какая-то странная, “множественного числа”. Что-то вроде “Гайдамаки”.

Но для повести я придумал этой тете другую фамилию – Грузновато. Роза Яковлевна Грузновато. Так и буду ее называть.

– Здрасте, Роза Яковлевна! Вот… все готово… – Я слегка запыхался.

Мадам Грузновато сладко заулыбалась в ответ. Даже присела слегка.

– Здравствуй, Славик… Папа уже уехал в командировку? – Она имела ввиду отчима.

Я сообщил, что “папа” уедет вечером. На пароходе. А сейчас собирается.

Легкая тень мелькнула на лице профсоюзной командирши. Видимо, Роза Яковлевна рассчитывала, что Владимира Эдвиновича уже нет в городе и некому будет устроить скандал. А скандал мог случиться вот почему:

– Видишь ли, Славик… Такая неожиданность. Оказалось, что путевок нам выделили меньше, чем мы просили. И вот… получается, что тебя пришлось убрать из списка… раз ты сдал документы самый последний… Но ты не огорчайся! На будущий год мы тебя обязательно… В первую очередь!

Конечно, все врала! Путевка понадобилась для каких-то знакомых! Или для ее собственной дочки – Аллочки Грузновато (такой отвратительной девчонки с болячками на губах!). В первую секунду я был готов взорваться негодованием. Думает, если отчим в командировке, можно творить что угодно?! А я вот сейчас сбегаю за ним! Конечно, он не будет здесь применять “хук справа”, однако устроит такой шум, что…

Но стоп… В следующие секунды я осознал, что судьба подарила мне удачу.

По правде говоря, особого желания ехать в лагерь не было. “Домашний мальчик” Славик очень опасался надолго разлучаться с мамой и понимал, что будет отчаянно скучать. А кроме того, есть теперь возможность поближе познакомиться с Темой. Да! Это же удача!..

– Ну, что же, – вздохнул я с видом воспитанного ребенка, не смеющего спорить со взрослыми. – Жаль, конечно, я ведь уже почти собрался… Ну, ладно…

– Ты передай дома, что я приношу свои извинения и что на будущий год… Ох, я опаздываю, мне надо в Областное управление, там сегодня заседание до вечера!

Она явно торопилась улизнуть из конторы, опасаясь гневного визита отчима.

Но я не собирался рассказывать дома о своей “отставке” раньше времени.

Выйдя на деревянное крыльцо конторы, я прикинул дальнейшие планы.

Во-первых, теперь не имело смысла стричься. Три рубля гораздо разумнее использовать на кино или мороженое. Вообще-то это не совсем мои деньги, мама дала их именно на парикмахерскую и теперь может потребовать назад. Но, с другой стороны, она сказала: ”Если останется сдача, возьми себе”. А теперь вся трешка сделалась как бы сдачей – в силу неожиданных обстоятельств.

Главное, домой не надо возвращаться слишком рано. Чем ближе к вечеру, тем больше шансов, что никто не ринется отстаивать мою неправедно отобранную путевку.

Я небрежно свернул, почти скомкал ненужные теперь документы и сунул в карман, к мундштуку. Карман заметно оттопырился.

Потом я направил стопы к кинотеатру “Темп”, где шла кинокомедия “Весна”, которую я видел только один раз. Отчего бы не посмотреть снова?

Но оказалось, что “Весны” уже нет, а показывают хороший, но всем изрядно надоевший “Небесный тихоход”.

Я пересек улицу и зашел в магазин “Культтовары” рядом со старинным зданием ресторана “Сибирь”. Не найдется ли здесь для моей трешки достойного применения?

Поглазев на канцелярские товары, я двинулся в отдел, где продавали разноцветные блестящие патефоны и пластинки для них.

Эх, если бы у нас дома был свой патефон…

С этим тайным вздохом я шагнул к прилавку и… увидел почти рядом с собой Темину маму.

Видимо, судьба в тот день решила делать мне подарок за подарком.

Темина мама была теперь не в блестящем “артистическом” платье, а в обычном – желто-зеленом, с рисунком из листьев. Но в той же шляпе, что вчера. Она растерянно перебирала содержмимое сумочки и говорила продавщице:

– Какая досада, я истратила почти все деньги, не хватает двух с полтиной… У вас еще много таких пластинок?

– Последняя! – отозвалась продавщица со сдержанным злорадством.

– А вы не могли бы отложить ее, пока я хожу за деньгами? Это всего полчаса…

– Не имею права. Идите, может быть успеете. Но эту пластинку спрашивают все время…

Продавщица явно мстила незнакомой покупательнице за ее “столичную” интеллигентность и красоту.

– Какая досада…

И я решился. Этакое мгновенное вдохновение:

– Зоя Корнеевна! Возьмите у меня взаймы! Три рубля!

Она глянула удивленно. С высоты роста. Наши глаза встретились. И тогда я запоздало сказал:

– Здрасте…

– Здравствуй… Но разве мы знакомы?

– Нет. Но про вас Тоська… Тося Мухина рассказывала, она рядом с вами живет. Когда вы позавчера подходили. Когда мы играли… Я там был, только вы меня, конечно, не помните.

– Да… не помню. Мне показалось, по правде говоря, что там все такие сорванцы…

Какая удача, что я был теперь не в обтрепанном костюме сорванца, а… весь такой образцовый!

Язык у меня был подвешен, я умел вести беседы со взрослыми (недаром же понравился парикмахерше Тане). С философской ноткой я заметил: