Яков Нерсесов - Русские генералы 1812 года

Между прочим , Тадеуш Анджей Бонавентура Костюшко (1746—1817) – единственный по-настоящему талантливый польский генерал тех лет, в 1765—1769 гг. он учился в Рыцарской школе в Варшаве, созданной королем Станиславом Понятовским. Он рано потерял отца – помещика-изувера, убитого православными украинскими крестьянами. Уже в юности Костюшко поклялся сделать все, чтобы Польша стала республикой. Как лучший ученик, Тадеуш продолжил образование в Германии, Италии и Франции, где увлекся просветительскими идеалами Вольтера и Руссо (свобода слова, равноправие, демократическое устройство государства и т. п.). Вернувшись на родину, молодой человек влюбился в юную Людовику, дочь богатого и могущественного пана Сосновского.

Из-за бедности жениха брак был невозможен. С разбитым сердцем Тадеуш уехал в Северную Америку, надеясь больше не возвращаться домой. Там он вступил в ряды повстанческой армии, сражавшейся за независимость американских колоний от Англии, получил чин полковника, отличился в сражении при Саратоге, был знаком с Франклином и Вашингтоном, обрел гражданство новообразованной республики и чин бригадного генерала. В 1789 г. началась революция во Франции. После казни королевской семьи старые континентальные монархии готовили интервенцию. Остановить их, связать на время руки, отвлечь от Франции мог только взрыв в Польше. Костюшко вернулся в Европу. Обладая большим опытом партизанской войны против регулярных войск, он умело применил его дома. Франция была вековым союзником Польши против России, Австрии и Пруссии, поэтому на обратном пути из Америки Костюшко посетил революционный Париж, чтобы заручиться там поддержкой.

На деньги польских магнатов Чарторыйского, Сапеги и Огинского Костюшко развернул вооруженную борьбу против русских войск. В ней, как и в более поздних польских восстаниях, участвовала польская армия (которую готовила и вооружала сначала Россия для войны с Турцией, а затем Пруссия – для войны с Россией). Теперь эти силы обратились против своих « покровителей».

Между прочим , поэта Михаила Казимира Огинского (1728– 1800) путают с его тезкой Михаилом, автором полонеза «Прощание с родиной», известного больше как «Полонез Огинского».

Костюшко удалось разбить отряд генерала Тормасова под Рацлавицами. После этой победы его популярность возросла до небес. Следующей акцией стала знаменитая Варшавская «варфоломеевская» ночь, когда русский гарнизон в Варшаве был неожиданно атакован и вырезан (из 8 тыс. русских больше 4 тыс. было убито, ранено и пленено; остальные вырвались из города). То же самое случилось в Вильно с отрядом генерала Н. Д. Арсеньева. Восстание набирало размах.

«Питаясь духом любви к Отечеству», повстанцы сражались самоотверженно. А командиры оккупационных корпусов, например выдающийся русский полководец Н. И. Репнин, действовали крайне нерешительно. Следя за событиями издалека, А. В. Суворов сердито замечал: «Там бы я в сорок дней все кончил!» Именно его Екатерина II назначила командующим. О деятельности Александра Васильевича в Польше в советское время старались не писать. Предпринятый им штурм предместья Варшавы – Праги – был не менее жесток, чем взятие Измаила. Однако сугубо гражданских казней, которые часто приписывали Суворову французские источники, он не проводил.

В октябре 1794 г. Суворов в боях под Дивином, Кобрином, Крупчином и Брест-Литовском разгромил неприятеля (отменная работа штыком – любимый прием Суворова – мало кого из поляков оставляла в живых). Русские войска устремились к польской столице. 17-летний капитан артиллерии Ермолов отличился в первом же своем бою: его шестипушечная батарея быстро накрыла плотным и метким огнем вражескую и обеспечила авангарду под командованием Валериана Зубова (младшего брата последнего фаворита Екатерины II – Платона) быстрый и свободный выход на Варшавский тракт.

Под Варшавой русским солдатам предстояло взять оборонительную систему, придуманную Костюшко (сам он уже находился в плену), – вал со рвом и три ряда «волчьих ям». За ними стоял 30-тысячный гарнизон со 104 пушками. У Суворова было 25 тыс. человек и 85 полевых пушек, однако не имелось осадной артиллерии. Суворов повторил опыт предштурмовой подготовки Измаила. И вот уже гренадеры с егерями готовы к атаке.

Корпус Дерфельдена, где служил Ермолов, стоял на правом фланге, располагал 22 пушками, из них 6 находились под командованием удалого юнца. Глубокой ночью в сырую, промозглую осеннюю погоду семь штурмующих колонн скрытно подошли к вражеским укреплениям. Атаке предшествовала интенсившейшая артподготовка. Батарея Ермолова работала по целям безупречно и безостановочно: вражеские орудия были подавлены. По сигнальной ракете начался кровавый штурм. Польские генералы князь Томаш Вавржецкий и князь Иосиф Зайончек не сумели правильно организовать оборону. Семь штурмовых колонн овладели Прагой. Маневренная конная батарея Ермолова стремительно переместилась на новые позиции в предместье и быстро открыла огонь по польской столице. Вскоре враг выбросил белый флаг.

Неизвестный художник. Портрет Л. П. Ермолова. 1801 г.

Кстати, суворовский рапорт в столицу императрице был по-военному краток: «Ура, Варшава наша!» Ответ самодержицы адекватно лаконичен: «Ура! Фельдмаршал!»

При штурме поляки потеряли 10 тыс. убитыми и ранеными. «Страшное было кровопролитие!» – вспоминал позднее сам Суворов. «Победа блистательная, сродни измаильской!» – довольно добавлял он. Потери русских значительно меньше – около 2 тыс. человек. Якобинцы в Париже в разгар террора окрестили Суворова «мясником»… После штурма начались пожары и грабежи. Это был узаконенный обычай той эпохи. В знаменитой суворовской «Науке побеждать», заучиваемой солдатами наизусть, говорилось: «.. .возьмешь лагерь – все твое, возьмешь крепость – все твое». Восстание было подавлено. Суворов сдержал слово, справившись за 42 дня.

Кстати , Костюшко попал в плен после неудачного для поляков боя под Мастовицами. Казаки окружили его, он получил два удара пикой и сабельное ранение в голову и, падая с седла, якобы произнес пророческие слова: «Польше конец!» По чистой случайности казаки не добили его, а доставили в русский лагерь. Оттуда Костюшко отправили в Санкт-Петербург, где он просидел в Петропавловской крепости, пока в 1796 г. польского героя не освободил Павел I, взяв слово больше не сражаться против России. Это слово Костюшко сдержал. Он уехал в Америку, но вскоре снова вернулся во Францию, где другой генерал, Домбровский, ускользнувший от Суворова в Польше (через пять лет они встретились в Италии), формировал польские легионы для борьбы под знаменами республиканской Франции. Однако, увидев, что французы отнюдь не собираются помогать полякам, Костюшко отказался от лестного предложения возглавить волонтеров. Неудачной оказалась и попытка Наполеона использовать имя национального героя для подъема поляков на борьбу с Россией. Остаток жизни Костюшко провел в эмиграции в Швейцарии, незадолго до смерти он освободил принадлежавших ему в Польше крестьян. Спустя годы его прах вернулся на родину и был захоронен в Кракове.