Николай Азаров - Украина на перепутье. Записки премьер-министра

Однако этот парадокс, как оказалось, имел простое объяснение. Предположим, внешнеторговое объединение получало заказ закупить в ФРГ 1 млн костюмов, и на это выделялось 100 млн марок. При этом тем сотрудникам, которые обязаны были обеспечивать выполнение контракта, выплачивались еще и премиальные в случае экономии валюты. Бойкие советские и немецкие дельцы очень быстро договаривались между собой к взаимному удовольствию сторон и неудовольствию советских покупателей (правда, только тех, кто имел возможность сравнивать, а таких в то время было совсем немного). Это тоже был четкий показатель деградации определенной части советской элиты, что невозможно было представить двумя десятками лет раньше.

Очень ценной и важной национальной чертой немцев мне показалась их честность. Я не раз убеждался в этом в самых разных ситуациях. Но об одном случае хочу рассказать особо.

Мы были в ФРГ во время проведения чемпионата мира по футболу. В наших дешевых номерах не было ни телевизора, ни холодильника. Мой немецкий товарищ по стажировке, Гюнтер, привез мне из дома телевизор, и я мог смотреть футбольные матчи. По завершении чемпионата я пообещал Гюнтеру привезти телевизор на работу. Утром я вынес его на улицу и стал перед отелем ждать машину, которая должна была отвезти меня на работу. Не помню, по каким причинам, но машина сильно задержалась. Я несколько раз заходил в отель и звонил на фирму, чтобы узнать о причине задержки. Когда, наконец, машина приехала, я сел в нее и поехал на работу.

Вспомнил я о телевизоре только тогда, когда увидел Гюнтера. Меня прошиб холодный пот. Улица примыкала к вокзалу и была очень оживленной. Взять небольшой переносной телевизор не было никаких проблем. Я с тревогой рассказал об этом Гюнтеру и попросил немедленно съездить и посмотреть, там ли телевизор. К моему удивлению, Гюнтер совершенно спокойно отнесся к моему сообщению и предложил вечером отвезти меня в отель и заодно забрать телевизор. Я не мог выдерживать эту неопределенность до вечера и настаивал, что надо ехать немедленно. Мы поехали в отель. Каково же было мое удивление, когда я увидел, что телевизор стоит на том же самом месте, где я его поставил…

Наша стажировка подходила к концу. Я уже стал скучать по семье, по стране, и когда, наконец, услышал привычную грубоватую речь советских пограничников, стало тепло на душе, и эта грубоватость как-то даже не обижала и казалось родной.

Я вернулся из ФРГ с противоречивыми ощущениями и долго не мог их четко сформулировать. Не хватало жизненного опыта, кругозора. Но сейчас, через тридцать с лишним лет после той поездки, когда я уже объехал много стран и много чего повидал, мои впечатления и оценки обретают точность и выверенность. Разумеется, субъективную.

На работе в Донецке

В 1983 г., в самый разгар работы над докторской диссертацией, мне поступило предложение из Министерства угольной промышленности переехать на Украину в Донецк и заняться там созданием нового научного направления «Горная геофизика». Некоторое время я колебался, а затем дал согласие. В мае 1984 г. я перебрался в Донецк; семья приехала позже, когда мне дали квартиру. Коллектив института, в котором я вначале работал заместителем директора по научной работе, а позже директором, на первых порах встретил меня настороженно и даже неприветливо. Коллектив был раздроблен на какие-то группировки, шли постоянные конфликты, и работать было сложно. Но через пару лет все эти дрязги отошли в сторону, и люди заработали спокойно и уверенно.

А тематика работ института была весьма сложной. Это и большое отделение горной геофизики, и подразделения, занимавшиеся разработкой рекомендаций, позволяющих добывать уголь из-под застроенных территорий, когда на поверхности могут стоять заводы, жилые дома, дворцы культуры, мосты и множество других технических сооружений. Целый ряд подразделений занимался разработкой рекомендаций, позволяющих добывать уголь в сложных горно-механических условиях, а здесь надо было изучать сдвижение горных пород. Несколько подразделений занимались изучением традиционных маркшейдерских проблем. Словом, институт решал очень важные и трудные задачи, и его выводы были востребованы угольной промышленностью. Может быть, поэтому он и уцелел, сохранился и получил развитие в тяжелейшие времена, когда в Донецке, например, были ликвидированы практически все угольные институты.

Мне пришлось с головой окунуться во все сложные проблемы, связанные с добычей угля в Донбассе. По моему предложению при институте был создан научно-практический центр по внедрению и реализации наших научных разработок. Работы выполнялись очень качественно, в сжатые сроки, и это в конечном итоге создало иллюзию того, что эти сроки можно устанавливать волевым путем.

В связи с этим вспоминается такой эпизод. Шахта им. М.И. Калинина «подработала» крупный мост через реку Кальмиус, соединяющий две части Донецка. В результате подработки опоры моста неравномерно просели, и мосту грозило обрушение. Естественно, движение троллейбусов, автобусов, грузового и легкового автотранспорта было остановлено. По сути, в миллионном Донецке возник транспортный коллапс. Проект восстановления моста предусматривал возведение временных конструкций и под их защитой гидравлический подъем несущих конструкций моста, бетонирование опор до проектного уровня, в общем, сложнейшую инженерную работу.

Решение этой задачи требовало высочайшей степени ответственности. Этим мостом ежедневно пользовались десятки тысяч машин и более сотни тысяч горожан. Он имел и эстетическую ценность, украшая город. По проекту необходимое время на проведение работ оценивалось в восемь месяцев. Тогдашний первый секретарь обкома В.П. Миронов назвал мне другую цифру — 10 дней. Все мои доводы про технологические процессы, сроки упрочнения бетона воспринимались как нежелание понять задачи, которые ставит партийная организация области. Впрочем, к тому времени я уже очень хорошо знал, что перед прокурором партийная организация объясняться не будет. Поэтому твердо объяснил свою позицию, но пообещал посоветоваться с учеными и найти какое-либо компромиссное решение. Что и было сделано. Мы ограничили нагрузки на мост, проложили мощные трапы и уже через несколько дней пустили движение по мосту во всем объеме, и в этих условиях осуществляли подъем его несущих конструкций.

Каждый, кто хоть немного знаком с механикой, понимает, что, несмотря на все предосторожности, риск был значительный. Но практика показала, что он был оправдан, а люди испытали минимальные неудобства. Не могу не вспомнить прекрасных специалистов в этой области — П. Милюкова, В. Шнеера. Первый отличался очень хорошим практическим чутьем, даже предвидением. Он мог приехать на объект, осмотреть его и без всяких расчетов дать заключение на возможность его эксплуатации. Вспоминаю наш с ним приезд на стадион «Шахтер». Шахта им. А.М. Горького «подработала стадион», и произошло смещение опорных конструкций трибун. Возник вопрос о допустимости проведения мероприятий на этом стадионе.