Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 8. Письма - Николай Степанович Гумилев
Так ураган в открытом море схватывает беспечных искателей жемчуга, чтобы, повертев их, оробелых, среди изумрудных брызг и клокочущей пены, бросить потом на отлогий берег Островов Неведомого Счастья.
Полные чувством благоговения и таинственной любви к своему противнику, они просили его принять дань их уважения перед началом турнира.
Первым вышел для битвы герцог Нотумберланский, но не помогли ему ни руки, бросавшие на землю первых силачей, ни очи, для которых надменные дамы при дворе веселого короля Ричарда одевали свое юное тело в дорогие шелка. Он был выбит из своего узорного седла и покорно отошел в сторону, удивляясь, что его сердце, несмотря на поражение, сияет лучами. Его товарищей одного за другим постигла такая же участь. И когда золотой незнакомец, со смехом, веселым и нежным, повалил барона Норвичского, последнего вышедшего против него, огромного и могучего, как пиренейский медведь, все рыцари согласно решили, что еще не поднималось сильнее копья ни в далекой Европе, ни на мертвых долинах песчаной Сирии, ни на зеленых полях Эздрелонских.
За турниром должен следовать пир; таков был обычай в железной Нормандии и старой веселой Англии. Захваченные странными чарами рыцари не удивились, когда на месте их копий, воткнутых в трещины скал, поднялись цветущие пальмы с обольстительными спелыми плодами, подобными тем, что манили на загадочном Дереве Жизни, посреди прохладной равнины омываемой Эфратом и Тигром.
И прозрачный ручеек выбежал из голой скалы, звеня и блестя серебром. Было весело пировать, отдыхая, петь военные песни, говорить о любви и о славе.
Золотой победитель сидел со всеми, и ел, и пил, и смеялся. А вечером, когда зашевелились далекие кедры и теплые тени все чаще и чаще стали ласкать лица сидящих, он сел на коня и поворотил за угол ущелья. Остальные, как завороженные, последовали за ним туда, где уже возвышалась широкая и отлогая лестница из мрамора белого с голубыми прожилками, ведущая прямо на небо. Тяжко зазвучали на мраморе копыта земных коней, и легкий ласкался к ним конь золотистый. Неизвестный рыцарь показывал путь, и скоро уже совсем ясно стали различаться купы немыслимо дивных деревьев, утопающие в ровном синем сияньи. Где-то свирельными голосами пели ангелы. Навстречу едущим вышла нежная и благостная Дева, больше похожая на старшую сестру, чем на мать Золотого Рыцаря Иисуса Христа.
Н. Гумилев.
30. В. Я. Брюсову
<Париж. 27 декабря 1907 г./>9-1-<19>08 <г.>
Дорогой Валерий Яковлевич!
Я очень рад, что Вам понравилась «Волшебная Скрипка». И хотя она и должна была войти в мою книгу, но я беру ее оттуда и с большим удовольствием отдаю для «Весов». Что же касается двух стихотворений «От кормы...» и «Улыбнулась и вздохнула», то было бы хорошо, если бы Вы смогли напечатать их вскоре, а то через три недели выйдет мой сборник с ними. Два остальные, «Мне было грустно» и «В красном фраке», в сборнике не будут, и потому делайте с ними, что хотите.
Я очень рад, что мне идет гонорар, и даже хотел бы его получить, а также и за статейку в «Весах». Но пересылать стоит только, начиная с 20 р<ублей> (50 fr.).
Хорошо, что «Руно» забыло обо мне; таким образом Ваше желание о моем несотрудничестве там устроилось без хлопот. Вопрос об этом можно считать совсем исчерпанным, потому что стихи, бывшие в «Руне», войдут в мой сборник.
Если новеллы не пройдут в «Весы», может быть, Вы возьмете их для «Раннего утра» или для чего-нибудь другого?
Не согласится ли магазин «Скорпион» взять на себя распространение моей книги в России, как он это делает для «Ор»? Я бы дал какой угодно процент и на свой счет пересылал бы книги в Москву. Их всего 300 экз<емляров>, для себя и Парижа я оставлю 50. Следовательно, остается 250 экз<емпляров>.
В каждой 4 печатных листа (64 стр<аницы>), бумага vergé.
Цена экз<емпляра> 50 к<опеек>.
За пересылку в редакции для отзывов плачу я, но устраивает эту пересылку магазин. Если это можно устроить, это будет для меня почти спасением.
Напишите мне об этом маленькую открытку, а то через две недели книга будет отпечатана.
Теперь я много работаю над прозой, скоро должен прислать Вам рассказ и буду рад, если его можно будет напечатать. Правда сказать, скоро я буду нуждаться в гонораре.
Поздравляю Вас с прошедшим новым годом. Увы, я совсем было забыл об этом важном событьи.
Искренне преданный Вам Н. Гумилев.
31. В. Я. Брюсову
<Париж. 9/22 января 1908 г.>
Дорогой Валерий Яковлевич!
Я написал Вам две недели тому назад, и с тех пор, конечно, накопилось много новых стихов. Но так как за последнее время новые мои взгляды на искусство стихосложения, вызванные отчасти «Путями и Перепутьями», частью перечитыванием Пушкина, еще не сумели найти себе места в моих стихах, хотя поколебали и уничтожили многое, то я посылаю Вам только некоторые. Строение последней фразы доказывает, что я перечитывал и Карамзина.
Со стихами моими делайте, по обыкновению, все, что хотите. Через пять дней отсылаю Вам мою книгу. Обещанный рассказ для «Раннего утра» я бросил в печь. Вы, наверное, уже слышали о внезапной смерти Ив<ана> Ив<ановича> Щукина.
Я подумываю о скорой поездке в Италию.
Искренне преданный Вам Н. Гумилев.
Основатели
Ромул и Рем взошли на гору,
Лес перед ними был глух и нем,
Ромул сказал: «Здесь будет город!»
«Здесь будут стены», — ответил Рем.
Ромул сказал: «Волей созвездий
Мы обрели наш прежний почет!»
Рем отвечал: «Что было прежде,
Надо забыть, взглянем вперед!»
«Здесь будет цирк, — промолвил Ромул, —
Здесь будет дом наш, открытый всем...»
«Но надо поставить ближе к дому
Могильные склепы», — ответил Рем.
* * *
Манлий сброшен. Право Рима,
Власть все та же, что была,
И как прежде, недвижима
Нерушимая скала.
Рим, как море, волновался,
Разрезали вопли тьму,
Но спокойно улыбался
Низвергаемый к нему.
Чтоб простить его, пришлось бы
Слушать просьбы многих губ...
И народ в ответ на просьбы
Получил холодный труп.
Манлий сброшен! Почему же
Шум на улицах растет?
Как жена, утратив мужа,
