Иван Барышполец - Противотанкисты

Только приступили мы к выполнению этой нелегкой задачи, появились немецкие самолеты. Начались бомбежка, обстрел нашей огневой позиции — спасли нас готовые, в полный профиль, укрытия. Выехать к деревне удалось только к вечеру, когда полил дождь и немецкие самолеты прекратили вылеты.

Вот он, и мост! Деревянный, двухпролетный, стоит в излучине Москвы-реки, сразу же за деревней. Организую его охрану, а сам направляюсь в деревню Старая Руза, надеясь найти кого-нибудь из саперов, выделенных для подрыва моста.

Вокруг тихо. Дорога совсем опустела. Изредка только где-то на западе, у кромки леса, слышны орудийный гул и разрывы. Возле крайних изб деревни я увидел старый газик, с которого сгружали какие-то ящики два легко одетых бойца.

— Вы командир отделения? — обратился к одному.

— Так точно, — ответил он и тут же посетовал: — Людей маловато. Надо разгрузить машину и снова отправить ее за взрывчаткой.

— Готовьте мост к взрыву, а красноармейцев сейчас пришлю, — сказал я.

— Вот спасибо, товарищ старший лейтенант, теперь мы быстро управимся!

Отправив красноармейцев к мосту, как обещал, я опять занялся оборудованием новой позиции, и ночью она была готова. Подвезли снаряды — полный боекомплект! Настроение улучшилось: теперь мы боеспособны.

Утром на берегу встретил подрывника. На его плече в защитном чехле покоилась подрывная машина. Он дотронулся рукой до сумки:

— Все нормально, товарищ старший лейтенант, мост будет взорван!

Мне понравились деловитость, уверенность красноармейца. А тут на мосту появилась колонна бойцов с винтовками и станковым пулеметом. По тому, как они двигались, я понял, что люди очень устали и, видимо, голодны. Подозвав младшего лейтенанта, узнал, что они занимают новый рубеж по берегу реки Рузы. Это было недалеко от нас.

— Артиллерия в вашем полку есть? — спросил у него.

— Погибла. В боях под Можайском… — невесело ответил младший лейтенант. — Там еще идет за нами второй батальон, — добавил он. — Если вы взорвете мост…

Я понял, что не все наши подразделения перешли на этот берег, что со взрывом моста нельзя спешить, и быстро направился на огневую позицию. Вдали, за деревней Нестерово, было видно огромное зарево пожара. Взрывы стали доноситься все чаще и громче.

С Кузнецовым обсудили обстановку: на нашем участке впереди организованной обороны стрелковых подразделений, способных при необходимости прикрыть нашу огневую позицию, не было. Если ночью немцы ворвутся в деревню, то нам с двумя пушками не выстоять…

Ночью, однако, появились бойцы стрелкового полка, который начал отход к реке Рузе. Оказалось, что их выбили с позиций танки с автоматчиками на броне, внезапно появившиеся со стороны Дорохово. Последние бойцы полка перешли мост на рассвете.

Когда рассеялся туман, на том берегу мы неожиданно увидели два немецких бронетранспортера. Они вышли из деревни Нестерово на переправу. Звоню своему разведчику, чтобы тот подтвердил и дополнил наши наблюдения. Телефон молчит. Что делать? Открывать огонь и взрывать мост?.. Артиллеристы с нетерпением ждут моего решения, и я командую:

— Приготовиться к открытию огня!

Напряжение достигло предела. Неизвестно, чем бы это все кончилось, если бы не появился разведчик.

— Каллимулин, — спрашиваю, — почему не сообщили данных по телефону?

— Товарищ старший лейтенант, — докладывает запыхавшийся боец, — связь порвана, а кричать боялся — немцы могли услышать. Вот я и побежал доложить, как приказано.

— Пока немцев не видно, — приказываю, — отправляйтесь назад с той же задачей. С вами пойдет связист.

Вскоре связь была восстановлена. А фашистские танки перед мостом появились все-таки внезапно. Они угрожающе направили стволы своих орудий в нашу сторону. Сделав наугад несколько выстрелов, два тяжелых танка стали спускаться к мосту.

— По танкам, — скомандовал я, — огонь! Взорвать мост!..

Прошли долгие секунды ожидания. Взрыва не последовало. До моста было не более пятнадцати метров. Я выскочил из окопчика и рванул к саперу. Он, бледный, но спокойный, крутил свою машину. Я не сомневался, что провод перебило шальным снарядом, сказал об этом подрывнику, и тогда тот, не говоря ни слова, бросился стремглав к мосту. Фашисты заметили нас, открыли стрельбу, но бесстрашный сапер, добежав до середины моста, упал у ящиков со взрывчаткой, а через несколько секунд прогремел взрыв. Мост взлетел в воздух…

Имя этого сапера я так и не узнал. Лишь спустя годы, после публикации отрывка из моих воспоминаний в газете «Красная звезда», пришло письмо. Автор его, бывший фельдшер 3-й саперной роты 467 аисб Н. И. Белов, писал: «Я могу подтвердить, что подвиг сапера имел место… Этот сержант-сапер воевал тогда в составе 467-го армейского инженерно-саперного батальона, который к этому времени вошел в состав 5-й армии. Три роты нашего батальона вели минирование дорог, взрывали мосты на Можайском шоссе и Минской магистрали, а после — на Москве-реке.

Фамилию этого сержанта я тоже не помню…»

Перед наступлением

А мы тогда, выполнив свою задачу, затемно снялись с позиций. Многих после боя недосчитались, ранен был боец Каллимулин, я тоже получил осколочное ранение.

И вот из Старой Рузы по лесным дорогам пошли в направлении Звенигорода. У Богачево встретили наконец своих однополчан — противотанкистов. Здесь, в лесной чаще, был расположен штаб нашего полка.

Из беседы с командиром полка Герасимовым и новым комиссаром полка Купраненковым стало ясно, что после пополнения людьми и материальной частью мы будем драться на этих же рубежах. Я познакомился с бойцами, прибывшими из Сибири, узнал очень многое — ведь газеты за последний месяц мы не получали.

Сибиряки шли к фронту. Каждый красноармеец был одет в добротную шинель, у каждого было все положенное имущество. По сравнению с моими батарейцами, побывавшими в непрерывных боях с первых дней войны, разница была, конечно, заметная. Настроение у сибиряков бодрое — никакой растерянности или там обреченности от событий последнего времени. Хотя газеты сообщали, что пал город Калинин, что враг уже рвется к Туле, а на нашем направлении до столицы осталось всего-то 80 километров.

— Вы слышали по радио выступление секретаря ЦК и Московского комитета партии товарища Щербакова? — спросил меня комиссар полка.

— Выступления не слышал — батарея наша была в боях под Можайском, — ответил я комиссару, — но знаю, что постановлением Государственного Комитета Обороны от 19 октября в Москве и прилегающих к ней районах введено осадное положение.