Илья Шифман - ЦЕЗАРЬ АВГУСТ

О той роли, которую сыграл во время проскрипций Октавиан, известно немного. В триумвирате он был младшим и по возрасту, и по положению; лидером триумвирата был Антоний. Октавиану приписывали спасение многих жертв.104 Светоний пишет, воспроизводя враждебную Октавиану традицию, что он какое-то время противился коллегам и стремился предотвратить проскрипции, однако когда они были решены, именно Октавиан оказался самым жестоким из всей троицы: тех еще можно было умолить или умилостивить, но Октавиан был беспощаден.105 Даже по окончании проскрипций Октавиан заявил в сенате, что, останавливая их, он оставляет за собой полную свободу действий; по его замыслу, угроза проскрипций должна была висеть над обществом и в будущем. Впрочем, известны факты, находящиеся в противоречии с этими общими утверждениями и характеристиками. Так, жене одного из проскрибированных удалось вымолить для него прощение у Октавиана, но именно Лепид отказывался выполнить решение коллеги.106 Как бы то ни было, Светоний обвиняет Октавиана в том, что он внес в списки своего опекуна Гая Торания. Октавиан, по словам Светония, приказал заколоть у себя на глазах Пинария, заподозренного в шпионаже; назначенного консула Тедия Афра за какие-то насмешливые речи

0 нем Октавиан довел до самоубийства. Претора Квинта Галлия, заподозрив, что он, явившись к нему, прятал меч, Октавиан подверг пытке и казнил, предварительно своими руками выколов ему глаза. Впрочем, Октавиан опровергал эту версию. По его словам, Галлий за покушение на его жизнь был посажен в тюрьму, потом выслан из Рима и погиб то ли при кораблекрушении, то ли от руки разбойников. Видимо, Октавиану впоследствии было важно снять с себя обвинения в зверской жестокости, ходившие по Риму. Недаром он сделал всадником некоего Тита Виния Филопемена, про которого говорили, что он спрятал своего проскрибирован-ного патрона. Проскрибированного, но случайно уцелевшего Валерия Мессалу Октавиан внес в 36 г. до н. э. в список авгуров даже сверх их обычного количества,107 Эмилия Павла, уцелевшего от проскрипций, и Луция Мунация Планка, брата проскрибированного Планка, Октавиан сделал в 22 г. до н. э. цензорами.108 Вскоре после вступления в Рим Октавиан организовал освящение того места на Форуме, где было совершено сожжение трупа Цезаря; там предполагалось воздвигнуть храм Цезарю,109 однако обожествление последнего произошло только в 42 г. до н. э. по закону Руфрена.110

1 января 42 г. до н. э. сами триумвиры и по их приказанию весь народ принесли клятву сохранять в неприкосновенности все сделанное Цезарем. День рождения Цезаря был объявлен праздничным, а день гибели- несчастным.111 Само собой понятно, что обожествление Цезаря сказалось и на положении Октавиана, который стал сыном божественного Юлия.

Проскрипции создали в Риме атмосферу террора и заставили надолго умолкнуть всех уцелевших оппозиционеров. Однако борьба за власть еще не была закончена. На Западе грозную силу представлял Секст Помпеи, сын знаменитого Гнея Помпея. Это был враг давний, ведший борьбу еще против Цезаря; несмотря на то что сенат предоставил ему возможность вернуться в Италию, получить компенсацию за утраченное отцовское имущество, а также занять пост командующего флотом, Помпей оказался в конце концов противником цезарианцев (он подпадал под действие закона Педия). К нему сбегались уцелевшие жертвы проскрипций 112 и вообще все недовольные; в его руках был флот, и в конце концов под его властью оказалась вся Сицилия. Прослышав о массовых убийствах, Секст Помпей подошел к берегам Италии и дал знать в Рим и в другие города, что тем, кто спасет проскрибированных, он даст вдвое больше того, что обещали триумвиры убийцам, и что проскрибированные могут рассчитывать у него на приют, защиту и материальную помощь.113

Неожиданный театр военных действий открылся и в Африке. Ее наместником в 44 г. до н. э. был бывший легат Цезаря Квинт Корнифиций. Он не пожелал передать свою провинцию ни Гаю Кальвицию Сабину, которого ему на смену назначил сенат, ни Титу Секстию, поставленному Октавианом, когда ему при разделе провинций между триумвирами досталась Африка. Началась война; провинцией овладел Секстий, но и он впоследствии отказался передать по распоряжению Октавиана Африку и другую свою провинцию, Нумидию, Фуфицию Фангону. Секстию удалось сохранить провинцию, разгромив Фангона, и только Лепид сумел отнять ее у непокорного наместника.

Тем не менее главная угроза триумвирам сосредоточивалась на Востоке. После ожесточенной и трудной войны Кассий овладел Сирией, Брут закрепился в Македонии (он, в частности, казнил Гая Антония, брата триумвира). Зимой 43 г. до н. э. Брут двинулся в Ви-финию; с помощью флота он принуждал города Малой Азии и острова Эгейского моря выплачивать в свою пользу контрибуцию. В начале 42 г. до н. э. войска Брута и Кассия соединились в Сардах. В середине 42 г. до н. э. триумвиры отправили в Македонию часть своих войск под командованием Луция Децидия Саксы и Гая Норбана Флакка; остальная армия во главе с Октавианом и Антонием вскоре была переправлена через Ионийское море туда же. Впрочем, Октавиан в Диррахии заболел, и Антоний должен был самостоятельно двинуться на соединение с Норбаком; через какое-то время к войскам явился и Октавиан, еще не окрепший и вынужденный командовать с носилок.114 Нападения триумвиров Брут и Кассий ожидали в долине при Филиппах. В первом сражении перевес был на стороне республиканцев. Солдаты, которыми командовал Брут, напали с фланга на войско Антония во время его движения по дороге между армиями Брута и Октавиана и нанесли ему значительный урон. Затем воины Брута напали на выстроенные против них легионы Октавиана, обратили их в бегство и захватили лагерь Октавиана. Последний чудом избежал гибели; в своих воспоминаниях он рассказывал, будто состоявшему при нем врачу Марку Арторию привиделся вещий сон, и он опасался этого дня. Во всяком случае в лагере его не нашли; по некоторым сведениям, он бежал к Антонию.115

Между тем Антоний овладел лагерем Кассия, и последний, думая, что республиканцы потерпели поражение, покончил с собой. Новое сражение произошло 23 октября; в этом бою войско Октавиана обратило Брута в бегство; сам Брут также покончил жизнь самоубийством. «Нападение было и неистовым, и жестоким, – рассказывает Аппиан. – Стрел, и камней, и метательных копий у них было меньше, чем требовалось военным обычаем, да и никакими другими приемами искусства и строя они не пользовались, но, кинувшись с обнаженными мечами в битву, они рубили и были рубимы, и одни других вытесняли из строя, одни ради спасения скорее, чем ради победы, другие же ради победы и повинуясь убеждениям полководца, вынужденного вступить в битву. Кровопролития и стонов было много, и тела от них уносились, а другие становились на их место из резервных… Те же отступали шаг за шагом и осторожно; когда же у них и боевой порядок уже стал нарушаться, они начали отходить быстрее; а когда с ними стали отступать стоявшие во втором и в третьем ряду, перемешавшись все вместе, в беспорядке теснились и своими, и врагами, беспрерывно на них налегавшими, пока, наконец, явно не побежали».117 Пройдет время, и великий римский поэт