Памела Трэверс - Московская экскурсия

Он не забудет. Никогда-никогда. Он всегда считал ирландцев самыми обаятельными, обладающими самым богатым воображением, самыми понимающими... а может, ему положить их в шляпу — так будет надежнее?

А. не смотрел на меня, когда бубнил все это, но как бы обращался к лимонам. Даже блудный сын не встретил бы более радушного приема.

Проводив его, я повернулась и обнаружила, что портье смотрит на меня с молчаливой мольбой. Понятно. Пригвоздив его к месту взглядом, я сказала:

— Я хочу позвонить в Ленинград. Если дозвонюсь...

Он как на крыльях полетел к телефонной кабине.

Через полчаса меня позвали говорить с Т. Он ждал моего звонка. Почему так долго? Мне говорили, что телефон был сломан. Черти какие! Да ничего подобного!

Что ж, портье получил свои лимоны. Кажется, этой ночью я осчастливила шесть семей, поскольку не смогла ответить отказом на другие молчаливые просьбы из-за стойки отеля. У меня оставалось всего шесть лимонов, я подкинула их в воздух, и служащие гостиницы накинулись на фрукты, словно дети на празднике. Они вдруг словно взбесились, стали швырять лимоны друг другу, перебрасываться ими, смеялись и кричали от радости.

Но дело тут было не в лимонах, как бы они о них ни мечтали. Просто лопнуло какое-то напряжение, и теплота, дружелюбие, жизнь — называйте это как хотите — растеклись между нами.

Один лимон угодил Первому, Профессору в нос: наша группа как раз вернулась после посещения университета (я имею в виду Дом учебы). Он поднял его и швырнул, а кто-то перекинул дальше, и тут мы все на время превратились в хавбеков, центровых и форвардов в фантастическом матче на Приз Лимонов.

На миг мы снова сделались свободными — все мы: русские и туристы — под летящими арками желтых фруктов, стали раскованны, у нас словно выросли крылья.

О Капитан, мой Капитан[43], вот и подошло к концу наше опасное путешествие. Почти. Мы ждем на Ленинградской таможне, когда нас позовут подняться на борт. Ветры дуют с Полярной звезды, за нашими спинами хранит свои секреты стылая лучшая земля[44]. Перед нами простирается холодное приветливое море. Все, кроме меня, стараются скрыть свою радость по поводу окончания русского путешествия. Но я вижу, как она пробивается сквозь чопорность моих спутников, и замечаю, как становится легче и живее их походка.

— Что ж, это было очень интересно, очень интересно, — нудно талдычит Первый Профессор.

И хор вторит ему:

— Очень!

— Пожалуй, — произношу я многозначительно, — я вернусь сюда в следующем году.

Они глотают наживку.

— Что — ВЫ?

— Ну, никогда нельзя знать заранее. Может, к тому времени все изменится.

Ответом мне — искренний саркастический смех. Ясно: они уверены, более того — они надеются, что ничего не изменится.

Но несмотря на столь единодушную надежду и уверенность — как знать? Все возможно. Вспомним преобразившееся и помягчевшее лицо А. — как вмиг исчезли его доспехи! Вспемним лимонное сражение. Все возможно. Можешь ли ты связать узел Хима и разрешить узы Кесиль?[45]

Мы почти дома. Кто называл Северное море пустой тратой воды? Это самое прекрасное и доброе из морей.

Мы все ошеломлены и изнурены сортировкой наших впечатлений. Забавно: каждый теперь стремиться уединиться где-нибудь в уголке. Неужели они так быстро забыли, что их долг — единение? Одинокие и замкнутые, о чем они думают у себя по углам? Тсс, не беспокойте их! Они спят.

Сегодня у меня были новости, для Первого Профессора. Я застала его погруженным в чтение большой книги в коричневой обложке, которую он поспешно захлопнул при моем появлении.

— Профессор, я только что подсчитала, что двадцать два круга по палубе равны половине мили, и еще мы взяли на борт в Киле четырнадцать батонов хлеба, шесть подсолнухов и мешок лука, а средний заработок советского моряка равен...

— Неужели вы никогда не бываете серьезной? — с тяжелым вздохом спросил Профессор.

В этот самый момент корабль дал легкий крен, Профессор покачнулся, книга соскользнула с его колен и раскрылась. Я невольно прочитала заглавие — «Трехствольный Финниган» Эллиота Путнама Вэйна. Это же автор «Убийства при лунном свете»!

Я взглянула на Первого Профессора.

Первый Профессор посмотрел на меня.

Это был долгий взгляд. Мы поняли друг друга...

«Московская экскурсия»

Памелы Трэверс

(Комментарии переводчика)

 Памела Линдон Трэверс — одна из самых таинственных фигур детской литературы, что само по себе удивительно при мировой славе создательницы Мэри Поппинс.

Загадкой для исследователей и почитателей писательница остается не только потому, что полны загадок ее книги — сказочные повести/про добропорядочное английское семейство, детей и их няню. Толкованием этих текстов занимаются десятки исследователей — оставим им эту задачу.

Однако всегда хочется узнать больше о любимом авторе. О Памеле Л. Трэверс в последние годы написано в Англии несколько книг, еще больше — статей и очерков. Но за каждым открытым фактом следует новая загадка.

Да, писательница, несмотря на известность и славу, старалась избегать назойливой публичности. Она не любила разговоры о своей личной жизни, это отмечали все, кто пытались взять у нее интервью. «Какая разница, какую кашу ел Джон Ките!» — отшучивалась она. Рассказывая о себе, Трэверс намеренно запутывала следы, превращая свою биографию в полуправду-полувымысел. Она оставила исследователям множество загадок, недостоверных фактов и противоречивых воспоминаний. Забавная деталь: уже после смерти Памелы Трэверс открылось, что никто не знал истинной даты ее рождения: та, что была указана в справочниках и энциклопедиях, оказалась неверной. Меж тем приближался столетний юбилей писательницы: когда же его праздновать — на семь лет раньше или позже?

С тех пор фигура этой необычной экстравагантной женщины с волевым характером и удивительной фантазией, писательницы и философа, в которой здравый взгляд на мир органично соединялся с тягой к мистике, манит исследователей разных стран. Но, несмотря на все новые и новые публикации, в биографии знаменитой сказочницы по-прежнему остается много белых пятен.

Среди страниц жизни Памелы Л. Трэверс есть одна, которая представляет особый интерес для русского читателя. Но практически все исследователи пролистывают ее, не останавливаясь. Поэтому мало кто знает, что первой книгой, которую написала Трэверс, была вовсе не сказочная повесть, а сборник очерков о путешествии писательницы в Советскую Россию «Московская экскурсия». В основе книги — письма, которые в 1932 году Трэверс писала из России оставшемуся в Англии другу. В 1933 году эти письма-очерки были опубликованы в журнале The New English Weekly. В 1934 году была издана книга, но она не привлекла особого внимания — ни тогда, ни позднее. А жаль. В биографиях Трэверс «Московская экскурсия» почти не упоминается, исследователи если и вспоминали о ней, то ограничивались лишь пересказом содержания[46]. В России же этот визит прошел и вовсе незамеченным. О посещениях нашей страны зарубежными писателями мы знаем и помним, но Трэверс в ту пору еще не могла тягаться славою со знаменитостями. А вот то, что «Московскую экскурсию» не удалось найти ни в одной российской библиотеке, само по себе странно, учитывая неизменный ревнивый интерес русских к тому, что о них пишут за границей. Так что все, что связано с этой поездкой, до сих пор во многом остается большой загадкой. Хочется надеяться, что публикация русской версии книги привлечет внимание к этому свидетельству очевидца исторических событий и, возможно, восполнит пробелы в истории русско-британских культурных связей.