Я — Тимур властитель вселенной - Марсель Брион
Если ты воин, то должен понимать, что на поле битвы стремление поразить лошадь противника и вывести ее из строя, — не является нечестным приёмом или проявлением низости. Задачи боя требуют нанесения урона врагу и выведения врага из строя с помощью любых доступных средств, а между тем, пешего врага сразить легче, чем конного, у него меньше возможностей ускользнуть.
В результате нашей яростной и продолжительной атаки, значительная часть воинов противника оказалась спешенной. Я дал указание одному из своих военачальников, по имени Нусратли, взять пятьсот всадников и напасть на теперь уже пеших воинов противника, рубить и колоть копьями. Я сказал ему: «Они — неверные, однако даже если бы и были мусульманами, их следовало бы убить за то, что воюют против меня, поэтому, иди и перебей всех их».
По истечении получаса я увидел, что Нусратли и его конники с такой легкостью поражают спешенных всадников Амирлик Тутуна, как если бы те были кучкой жалких муравьёв. Оказавшиеся пешими воины противник а не зная, как им защититься от натиска верховых, попросту разбегались издавая вопли ужаса. Однако мои воины легко догнав, уничтожали их ударом клинка, или копья.
События того дня еще раз вселили в меня уверенность в том, что мне всё же присущи необычайные способности и что всем остальным далеко до меня в этом отношении. Я понял, что жизненный успех человека зависит не только от наличия у него определенных способностей, в не меньшей степени, необходимо, чтобы таких же способностей не было у всех остальных — эти два обстоятельства взаимообусловлены. Так же понял я в тот день, что никогда не следует поддаваться обманчивому влиянию славы и известности других, позволять их великим именам смущать или пугать тебя. Амирлик Тутун был одним из великих имен Мавераннахра и всякий раз, когда он садился на коня, впереди него несли знамя, украшенное девятью коровьими хвостами.
Амирлик Тутун причислял себя к истинным потомкам тюркских властителей, и тем самым он никого (ни во что не ставил перед величием и происхождением династии, к которой принадлежал. Тем не менее, сей муж со всеми его притязаниями на величие, не оказался способным обучить свое войско искусству ведения боевых действий в достаточной мере, чтобы его воины умели защищаться пешими от натиска вражеских всадников. В этот день, когда мои конники истребляли воинов Амирлик Тутуна как каких то жалких муравьёв, им было бы достаточно выстроиться в ряд и выставить вперед свои копья, чтобы не дать пройти моим всадникам. Однако, вместо того, чтобы выстроиться, ощетиниться копьями и поставить заслон перед моими конниками, они, как зайцы, преследуемые охотником, стали разбегаться в кто куда.
Увидев, обратившихся в бегство воинов Амирлик Тутуна, я ощутил уверенность в своей победе в этой битве, поскольку выступивших против меня нельзя было считать бойцами, их следовало уподобить слабым женщинам. О, читающий это описание моих жизненных деяний, знай же эту простую истину — всякий раз когда видишь, что воины противника проявляют бессилие и трусость, это означает, что их предводитель трус и недостойная личность, так как воин — это лицо своего полководца, в котором как в зеркале видна суть его начальника. Сомнительно, чтобы у способного и отважного полководца были трусливые и недостойные воины. Зрелище битвы в тот день стало для меня поучительным уроком, я понял, что никогда не допущу, чтобы мои воины в час испытаний вдруг проявили трусость и неумение подобно воинам Амирлик Тутуна. Я понял, что слабость войска Амирлик Тутуна вытекает из лености их полководца.
Если бы Амирлик Тутун не тратил свое время на то, чтобы есть и спать, а вместо этого занимался делами своего войска, его воины не оказались бы такими жалкими в бою. После той битвы я поручил Нусратли, чтобы он ежедневно, после моего утреннего намаза громко декламировал для меня следующие стихи:
Ничего другого, кроме пыли битвы пусть не видят мои глаза,
Оскверняет душу винная чарка праздных утех.
Мой шурин Хусейн, которому было поручено увлечь за собой и уничтожить воинов противника, успешно справился с задачей и благополучно возвратился на место.
Если бы я знал, что воины Амирлик Тутуна окажутся настолько слабыми, не стал бы давать такого задания шурину и отдалять его от себя. С возвращением Хусейна, положение воинов Амирлик Тутуна еще более осложнилось, так как на этот раз их теснили еще и с с тыла, однако Хусейн в той битве погиб, и я велел вынести его тело с поля битвы, обернуть в войлок, чтобы можно было отвезти в Самарканд и похоронить там. Прежд^ чем погибнуть, Хусейн сумел перекрыть путь отступления для Амирлик Тутуна. Я уверен, что если бы мой шурин не отрезал этому человеку путь отхода, Амирлик Тутун сумел бы бежать бросив свое войско на произвол судьбы, лишь бы спасти свою жизнь. Амирлик Тутун был мужчиной примерно сорока лет, очень смуглый, в тот день на голове его был шлем, а на теле — панцирь. На мне так же был шлем, но не было панциря, я предпочитаю носить вместо него кольчугу, так как сам много раз пробивал панцири других ударами сабли, в то время, как такого с кольчугой не случалось, поэтому я был убеждён, что кольчуга лучше, чем панцирь защищает тело от клинка, копья и стрел.
В сопровождении своих приближенных и небольшого отряда воинов я подъехал к Амирли Тутуну, и этот человек прокричал по-тюркски: «Эй, юноша, кто ты?» Я ответил на фарси: «Моя кормилица назвала меня твоей смертью». Амирлик Тутун ответил на тюркском: «Не понимаю о чем ты говоришь». Я разъяснил ему на тюркском то, что я уже говорил на фарси. Затем, зажав в зубах уздечку, я налетел на него, орудуя клинками в обоих руках. Сразив несколько всадников вокруг Амирлик Тутуна, я приблизился к нему. В меня несколько раз стреляли из луков, однако я успевал отражать их стрелы удар-ми клинков. Амирлик Тутун, как и все его воины, умел фехтовать лишь одной рукой.
Я знал, что мне легко будет убить этого мужчину, так как, остановив его
