Гиляровский на Волге - Екатерина Георгиевна Киселева
Случалось и наоборот: стихи Владимира Алексеевича побуждали художника написать картину о Волге.
В 1899 году юмористический журнал «Развлечение» собирался отметить свой сорокалетний юбилей. Участники журнала пришли в редакцию, чтобы обсудить юбилейный номер. Среди них были Владимир Алексеевич Гиляровский, Федор Иванович Шаляпин, тогда еще молодой начинающий певец, и художник Сергей Васильевич Иванов.
После деловой части писатели стали читать свои стихи и рассказы, Федор Иванович — петь. Он спел «Дубинушку». Захваченные силой шаляпинского обаяния, все стали потихоньку подпевать, а когда он кончил, снова и снова читать стихи. Владимир Алексеевич прочел свою поэму «Степан Разин».
Сергей Васильевич Иванов, возбужденный всей обстановкой, в которой проходил вечер, пением, стихами, вдруг вскочил и заявил:
— Я к юбилейному номеру напишу картину «Стенька Разин на Волге».
Так он и сделал, только цензура заставила изменить название. Воспроизведенная в журнале картина называлась «Понизовая вольница».
* * *8 июня 1924 года в окнах квартиры Владимира Алексеевича Гиляровского в Москве, в Столешниковом переулке, далеко за полночь горел свет.
В этот день Владимир Алексеевич получил газету «На вахте» со статьей о нем. Статья всколыхнула в памяти его прошлое, Волгу, вот почему он так долго засиделся. Странно читать о себе, как-то неловко, строчки прыгают перед глазами. Статья называлась «Последний лямочник». «Союз водников умеет ценить ветеранов труда бурлацкого, — писала газета, — не может он обойти своим вниманием и последнего на Волге лямочника, известного поэта В. А. Гиляровского»[4].
«И портрет дали», — подумал дядя Гиляй. На желтоватом листке газеты он видел свои усы, папаху, шубу, как всегда, нараспашку. Из-под нахмуренных бровей смотрели глаза, смотрели пристально, внимательно и спрашивали: — Помнишь?
Поэт… Лямочник… Москва… Волга… Из глубины лет вдруг всплыли мотив и слова бурлацкой песни:
Эх, матушка Волга, Широка и долга, Укачала, уваляла, Нашей силушки не стало.Волга родила Гиляровского-человека, Гиляровского-поэта, Гиляровского-писателя.
На Волге он понял тяжесть жизни, увидел и ощутил человеческие страдания. Всякий раз, когда он приезжал к ее берегам, вновь и вновь потрясали его картины нищеты и бесправия. И чем больше проходило лет, тем яснее становилось значение дней скитальческой юности.
Он сразу попал в сгустки будней человеческих, встретился с горем, отупляющим трудом, с какой-то безропотной и оттого еще более страшной покорностью этому труду. Пожалуй, единственное желание неотступно владело людьми, с которыми он сталкивался, — выбиться из нужды, отчаянное стремление расстаться с ней — и в результате еще большая нужда. Люди напрягались, боролись за право жить — и одни так и тянули до конца лямку, не видя проблеска ожидаемого благополучия, другие выбивались из сил, преждевременно гибли.
Глубоко захватило его все, что видел он на Волге, захватило и сознательно и подсознательно направляло затем повседневное отношение к человеку, направляло писательское перо.
Волга и ее жизненная школа помогли ему увидеть и описать ужасы Нижегородских самокатов и Ходынской катастрофы, эпидемии холеры и чумы на Дону, трущобы Хитровки, Аржановки и Грачевки.
Волга выматывала его силы, когда он скитался по ее берегам, и давала ему их, когда он вошел в литературу.
Рассказ «Обреченные», который обратил внимание представителей большой литературы, дала ему Волга и жизнь у ее берегов. Да и вся книга «Трущобные люди» — по существу «рассказы из жизни волжского пролетариата 70-х годов».
