Аль Капоне: Порядок вне закона - Екатерина Владимировна Глаголева
Тереза приехала в Чикаго с младшими сыновьями и Мафальдой, но без Ральфи. Флоренс, ставшая актрисой на Бродвее, не хотела, чтобы её сын жил в другом городе, а главное — воспитывался в семье Капоне. Бабушка, прикипевшая душой к внуку, очень о нём сокрушалась и даже подбивала Ральфа, совсем недавно оформившего развод, поехать в Нью-Йорк и выкрасть сына, но грех на душу брать не пришлось: позвонил сосед, сказал, что Флоренс куда-то ушла два дня назад, бросив мальчишку одного, а он не нанимался смотреть за чужими детьми. Ральф помчался на вокзал, и на следующий день Тереза уже душила внука в объятиях. Но жить мальчик стал с Алем, Мэй и Сонни: дети — погодки, им интересно вместе играть. (Когда Ральфи вырастет и станет отцом, он будет учить свою дочь Дейдре, как должна вести себя «настоящая леди». Понятно, что сам он получил эти познания от тёти Мэй, а не от бабушки Терезы).
Мать Аля, чтобы избавить себя от хождения по лестницам, заняла первый этаж. И Тереза, и Мафальда однозначно дали понять Мэй, что она, хотя и миссис Капоне, не главная в семье. (Мафальде тогда было всего одиннадцать, но она росла избалованной принцессой и считала, что ей всё дозволено). Когда Ральф привёл в дом свою постоянную любовницу Велму Фезант, в скором времени ставшую его второй женой, а Альберт — свою жену, те оказались на таком же положении. Велма была родом из Айовы, ей ещё не исполнился 21 год, но она уже успела выйти замуж и развестись. Опять не итальянка! Зато восемнадцатилетний Альберт (у него было прозвище Байте) женился на соотечественнице, но их брак долго не продержался — возможно, сыграло свою роль отношение к невестке со стороны свекрови и юной золовки. Только Тереза и Мафальда могли готовить традиционные воскресные обеды — обильные, разнообразные и состоящие исключительно из итальянских блюд. Разумеется, с вином.
Дейдре Мария Капоне, с детства запомнившая этот семейный ритуал, описывает его в своей книге «Дядя Аль Капоне». Обедали в час дня. Все одевались празднично; играло радио или граммофон — Аль любил итальянскую оперу, и в его доме, как и у большинства итальянцев, были пластинки с записями Карузо. Мужчины и женщины собирались отдельно, одни говорили о делах, другие обменивались сплетнями. Потом все, включая детей, рассаживались за большим столом; место во главе его занимал Аль, хотя и не был старшим сыном. Он поднимал бокал и произносил тост: «Salute per cento anni!» («Здоровья на сто лет!»), и все отвечали: «Salute!» В семье обычно говорили по-итальянски или на смеси двух языков. Подавали закуску — например ветчину. Первыми еду себе на тарелки накладывали мужчины. Ухаживать за дамами было не принято — не ресторан. Наступала очередь первого блюда, и по кругу пускали корзинку с бутылкой вина. (Дети пили шипучку). Если в меню был суп с макаронами и бобами, на стол ставили отдельно миску с бульоном и отдельно заправку. Потом — спагетти с фирменным соусом Терезы, мясное блюдо с картофелем и овощами и лишь под конец салат: считалось, что он способствует пищеварению.
Обед продолжался часа три. За едой запрещалось ссориться, говорить друг другу неприятные вещи, обсуждать проблемы, иначе ниспосланный Господом хлеб насущный превратится в яд. Все улыбались, были дружелюбны и приветливы. После обеда мужчины, ослабив галстуки и закатав рукава рубашек, закуривали сигары и садились играть в карты — в покер или итальянскую разновидность «очка» — «семь с половиной», а женщины убирали со стола и уходили на кухню мыть посуду. Телохранители оставались в прихожей — к столу их не приглашали, но Тереза обязательно выносила им какую-нибудь еду.
Однажды, когда Аль пришёл домой на воскресный обед, его ждал сюрприз: Мэй перекрасилась в платиновую блондинку. До неё дошли слухи, что у Аля завелась фаворитка среди проституток, пятнадцатилетняя гречанка, которую он заставил осветлить волосы пергидролем, потому что предпочитал блондинок. Долг жены — угождать мужу, разве нет? Мэй дала ему понять, что всё знает; Аль намёкпонял. Тогда, в присутствии родственников, он лишь сказал, что новый цвет волос ей очень идёт, а в дальнейшем старался вести себя осторожнее, хотя и не отказался от плотских утех с проститутками. Жена — это святое, унижать её публичной связью с другой женщиной недопустимо, но и никаких «особых услуг» от матери своего ребенка требовать немыслимо. Впрочем, он действительно её любил. Как и она его.
Жизнь Мэй ограничивалась семейным кругом. От язвительных замечаний свекрови она спасалась на втором этаже, окутывая своей любовью сына (вмешиваться в его воспитание она Терезе не позволяла), а от забот, связанных с его частыми болезнями, отвлекалась, читая романы. Из дома она почти не выходила — только в церковь по воскресеньям (Тереза посещала раннюю обедню, Мэй и Сонни — позднюю) и изредка в магазин. Ни с кем из соседей подружиться не получилось, поэтому единственной связью с внешним миром были дорогостоящие разговоры по телефону с сёстрами, оставшимися в Бруклине. Одевалась миссис Капоне в лучшем магазине города — «Маршал Филдс». Платья и костюмы, обычно сшитые в единственном экземпляре, ей присылали на дом, но иногда она сама приезжала в магазин посмотреть новую коллекцию. В этом случае она надевала шляпку с вуалью, скрывавшую лицо, а в холодную погоду — пальто с высоким меховым воротником. Всё, что она носила, было изысканно-элегантным, но при этом имело целью спрятать её от нескромных глаз, а не привлекать внимание. (Если вслед леди оборачиваются, значит, она одета не как леди).
Её муж, напротив, одевался броско и ярко, заслужив себе новое прозвище — Снорки (Шикарный). Он мог заказать портному сразу дюжину костюмов, отдавая предпочтение светло-зелёному, ярко-жёлтому и лавандовому цветам (влияние Фрэнки Йеля). Пиджаки носил двубортные, полагая, что в них он выглядит стройнее. (Понятно, что при таком режиме питания тощих в семье Капоне не было). Зато пальто обычно были из кашемира тёмных оттенков или из верблюжьей шерсти, а его любимые шляпы-федоры — жемчужно-серого цвета. Аль носил на мизинце перстень с бриллиантом размером не
