Вероника Севостьянова - Про меня и Свету. Дневник онкологического больного
“Тэк-с”, – многозначительно произносит как всегда импозантный Василь Петрович и просит Тамару подать ему шприц. “Не надо”, – сурово бубню я, понимая, что он хочет вогнать в меня иглу в поисках жидкости. “Надо, я лучше знаю, я врач”, – и он распаковывает медицинский инструмент. “Спорим? – выдыхаю я, одновременно вздрагивая от болезненного укола, и обреченно добавляю: – На шоколадку”. “Спорим, – соглашается Василь Петрович, – только мы с Тамарочкой не едим шоколад, мы с Тамарочкой любим дорогое шампанское”. А спустя буквально полсекунды после заключения пари мы все трое понимаем, что шприц девственно чист. Теперь уже растерянно и монотонно бубнит врач: “Перевязку сделаем, немного кровит – это не страшно, потом зайдите ко мне в кабинет за шоколадкой”. Но я чувствую себя победителем: “Никаких шоколадок, мы с Тамарочкой любим дорогое шампанское”. Тамара, посмеиваясь, от своей доли отказывается, а я проявляю настойчивость.
Ну что же, подвожу итоги пребывания в больнице: шампанского у меня нет, но бутылка коньяка, добытая в честном споре, горделиво поблескивает своим боком на моем шкафу. Ну да, коньяк, ведь именно коньяки несут и несут больные врачам, ориентируясь на известный анекдот: “Доктор цветы не пьет”. Интересно, я первая из пациентов, кто нарушил направление движения подарочного алкоголя? Есть ли еще те, кто не внес бутылку в больницу, а вынес? Впрочем, даже если нас в этом мире будет и двое, я все равно своим достижением усиленно горжусь. И уверена, что по праву.
24 октября
Впереди у меня неделя свободы. Не ранее чем через семь дней будут готовы результаты новой патоморфологии, и лишь тогда окончательно станет ясно, допустят ли меня к лучевой терапии или потребуется повторная операция. А пока врачи будут изучать удаленную опухоль и считать количество метастазов в лимфоузлах, если они там, конечно, есть. Впрочем, оговорюсь, метастазы у меня есть, это я знаю заранее. Именно из-за их наличия мне и поставили вторую стадию, именно поэтому и удалили лимфоузлы. Как пояснил мой хирург, удаление лимфоузлов – это в том числе и обязательный элемент стадирования болезни. Сколько у человека лимфоузлов? У всех по разному. В тройственной связке подмышечных, подключичных и подлопаточных от тридцати пяти до семидесяти штук. Мне удалили лишь часть, тем же, у кого болезнь запущена, удаляют все. Впрочем, опираюсь я опять в своем знании на слова моего врача, даже после удаления всех лимфоузлов в этой части тела организм спустя время может воссоздать себе новые. И, как ни печально, в этих новых лимфоузлах будут новые метастазы.
А из больницы мне уже позвонили. Мои соратницы по выздоровлению торопливо рассказывают о грядущих переменах. Увольнение заведующего отделением, о котором так долго шептались в кулуарах, все же произойдет. Жалею ли я об этом? Нет. Потому что до сего дня мне пока было непонятно, как маммологическое отделение в онкологической клинике может возглавлять гастроэнтеролог. Впрочем, в нашей медицине много загадочного, может, потому и стремятся те, у кого есть возможность, проходить лечение за рубежом.
И еще пара слов о маммологическом отделении. Если у вас сложилось впечатление, будто в соседних со мною палатах лежали только женщины, то это лишь оттого, что с мужчинами я не общалась. А мужчины в отделении тоже были. Раку молочной железы подвержены оба пола.
Всё! На время о больнице забываю. У меня есть время, чтобы успеть зализать раны, привести себя в порядок, поесть домашней еды. Этим я с удовольствием и займусь.
26 октября
Она сказала, что ее зовут Мила. Наверное, это уменьшительное от имени Людмила? Не знаю, в теплом аптечном воздухе очки после мороза запотели, и прочитать надпись на ее бейджике я не смогла. Почти никаких таблеток и витаминов во время химиотерапии я не пила – врачи не рекомендовали, опасаясь, что сочетание одних лекарств с другими может еще более пагубно сказаться на самочувствии, – но теперь я решила, что пора немного организм восстановить. “Гепатопротектор этот для печени у нас есть, витамины я могу предложить вам из того же ряда, но чуть подешевле, мочегонные, противовоспалительные, успокоительные, расслабляющие, от давления и для сердца сейчас принесу”, – зачитывала Мила составленный мною список необходимого. А когда я начала советоваться по поводу мазей для операционных швов и заживляющего средства после облучения, Мила внимательно в меня всмотрелась и улыбнулась: “У вас онкология? – спросила она. – Сейчас я вам все подберу”. Миле всего двадцать шесть, она невысокая, худенькая, гибкая и излучает любовь ко всему окружающему. Диагноз ей поставили еще во время учебы в институте, и, проходя лечение в онкоклинике, она поставила себе цель: получить справку об излечении еще до того, как на руках будет диплом. Получила. И потом заслуженный диплом медицинского вуза приняла как подарок от судьбы за свою стойкость и желание жить.
В аптеке в тот час никого не было, и мы болтали с Милой еще минут двадцать. О лекарствах и врачах, о морских берегах и мужчинах, о том, как правильно стирать парик и насколько важна поддержка близких. Я пообещала Миле, что выполню ее наказ и сразу после окончания курса радиационного облучения поеду отдыхать на хороший курорт. “Да-да, – говорила мне Мила. – Понимаете, самое важное – это продолжать быть счастливой, ставить себе маленькие цели, добиваться их и получать удовольствие от каждого краткого мига. И на курорт – обязательно! Это будет ваш подарок самой себе за то, что вы такая молодец”.
Тогда я ушла из аптеки счастливая. Я зашла за лекарствами для тела, а получила утешение души. Милая Мила, большеглазая брюнетка с сияющим счастливым взором. Эти строки я дописываю спустя три месяца после нашей случайной встречи. Позже я неоднократно заходила в ту аптеку, искала Милу в окошечке, но ни разу больше ее не встретила. Я хочу надеяться, что Мила просто каждый раз работала в другую смену или перешла в конкурирующую аптечную сеть. Я не спрашивала про Милу у ее коллег, потому что боялась услышать неправильный ответ. Для меня Мила навсегда останется тем светлым человеком, который в сложный момент научил меня искренне улыбаться. Я шутила и смеялась и до встречи с Милой, я держала хвост пистолетом и старалась приободрить и других. Но именно после встречи с Милой я перестала притворяться счастливой, потому что счастье просто поселилось во мне. “Жизнь после постановки онкологического диагноза не ухудшается, – научила меня Мила. – Жизнь просто переходит немного в иную плоскость. Надо принять эту данность, как мы принимаем смену погоды, заход солнца и лунную дорожку на темной глади воды. И тогда станет очень просто и очень легко жить”. Мила не уточнила продолжительность отведенного нам болезнью счастья. Но разве это важно? Сегодня я счастлива, и это счастье я постараюсь удержать в сердце и ради Милы, и ради себя.
