Мадлен Жанлис - Свидание Госпожи Жанлис с Вольтером

Сѣли за столъ, и Г. Вольтеръ во время обѣда ни мало не старался быть любезнымъ: онъ безпрестанно сердился на людей своихъ и кричалъ такъ громко, что я нѣсколько разъ вздрагивала; зала очень звонка и голосъ его раздавался въ ней какъ сильной громъ. Меня предувѣдомили объ этой странности, столь необыкновенной въ хорошихъ домахъ; она есть ничто иное, какъ дурная привычка, и люди его ни мало не боялись такого ужаснаго крика. Послѣ обѣда, зная, что я люблю музыку, Г. Вольтеръ заставилъ племянницу свою играть на клавесинѣ. Игра ея напоминаетъ вѣкъ Лудовика XIV, и притомъ не съ блестящей стороны. Въ ту минуту, какъ она закрыла ноты, вбѣжала въ комнату прекрасная дѣвочка лѣтъ осьми и бросилась на шею къ Г. Вольтеру, называя его папенькою; онъ; принялъ ласки ея съ любезною нѣжностію, и видя удовольствіе, написанное на моемъ лицѣ, сказалъ мнѣ, что эта дѣвочка есть дочь Корнелевой внуки, выданной имъ за мужъ. Какъ бы трогательна была для меня эта минута, естьли бы я не вспомнила его примѣчаній на великаго Корнеля, столь жестокихъ и несправедливыхъ отъ зависти!… Въ Фернеѣ ежеминутно возбуждаются въ душѣ несогласныя чувства, и противныя воспоминанія безпрестанно охлаждаютъ удивленіе.

Пріѣхали гости изъ Женевы, и хозяинъ предложилъ мнѣ осмотрѣть Ферней; велѣлъ заложить карету, и мы сѣли четверо: онъ, племянница его, Госпожа Сен-Ж* и я. Г. Вольтеръ показалъ мнѣ домики, имъ построенные, и всѣ его благодѣтельныя заведенія. Тамъ онъ долженъ быть славнѣе, нежели въ своихъ книгахъ: вездѣ видны умъ съ благотворительностію, и трудно вообразить, чтобы рука, написавшая столько ложнаго, насмѣшливаго и злаго, могла сдѣлать такъ много добраго и великодушнаго. Онъ показываетъ эту деревню всѣмъ гостямъ, но съ любезною пріятностію; говоритъ о дѣлѣ своемъ съ великимъ простодушіемъ, разсказываетъ все подробно, но безъ малѣйшаго тщеславія, и я не знаю въ семъ подобнаго ему человѣка. Возвратясь, мы говорили съ удовольствіемъ и съ живостію о томъ, что видѣли. Я просидѣла до самой ночи. Г. Вольтеръ уговаривалъ меня остаться у него еще на день; но мнѣ хотѣлось возвратиться въ Женеву.

Всѣ бюсты и портреты Г. Вольтера очень сходны, но ни одинъ художникъ не могъ представить глазъ его. Я воображала ихъ огненными: они въ самомъ дѣлѣ чрезмѣрно умны и блестящи; но сверхъ того въ нихъ есть нѣчто кроткое и милое. Душа Заиры совершенно видна въ глазахъ его: жаль, что улыбка и смѣхъ, хитрые и коварные, измѣняютъ въ немъ это любезное выраженіе чувствительности! Онъ имѣетъ видъ дряхлости, и кажется еще старѣе отъ готической одежды своей. Голосъ у него дикъ и проницателенъ; онъ же всегда кричитъ, хотя и не глухъ. Когда нѣтъ рѣчи о Религіи и непріятеляхъ его, то Вольтеръ говоритъ просто, безъ всякой надменности, и слѣдственно (имѣя такой великой умъ) бываетъ очень любезенъ. Мнѣ показалось только что ему несносно противорѣчіе; какъ скоро съ нимъ не согласишься, онъ начинаетъ досадовать. Нѣтъ сомнѣнія, что Г. Вольтеръ забылъ свѣтскія обыкновенія, которыя прежде были ему столь извѣстны. И мудрено ли? къ нему ѣздятъ люди единственно для того, чтобы осыпать его похвалами; все, что скажетъ, есть законъ и свято; все лежитъ у ногъ его, и самыя излишности, безразсудныя и смѣшныя, кажуся ему теперь обыкновенными знаками уваженія. Самые Короли не бывали никогда предметомъ такого чрезмѣрнаго ласкательства. Глубокое почтеніе не дозволяетъ входить съ ними въ разговоръ; ихъ присутствіе велитъ молчать, и лесть при Дворѣ обязана быть скромною, обнаруживаясь единственно тонкимъ образомъ. Въ Фернеѣ я видѣла ее безъ всякаго покрова и во всей грубости; кому она въ семъ видѣ можетъ нравиться отъ привычки, у того вкусъ долженъ непремѣнно испортиться. Вотъ отъ чего самолюбіе Господина Вольтера столь раздражительно и малѣйшая критика такъ жестоко, оскорбляетъ его! Не давно онъ былъ крайне огорченъ въ душѣ своей. Императору надлежало ѣхать мимо Фернея. Г. Вольтеръ, надѣясь угостить знаменитаго путешественника, приготовилъ стихи и спектакль; къ нещастью, всѣ это знали. Императоръ проѣхалъ, не велѣвъ ему сказать ни слова. Приближаясь къ Фернею, одинъ изъ его сопутниковъ спросилъ, увидится ли онъ съ Вольтеромъ? Нѣтъ, отвѣчалъ сей Монархъ: я его знаю — слово колкое и благоразумное! Оно доказываетъ, что Іосифъ умѣетъ по книгамъ судить о Писателяхъ.

1810

Примечания

1

Такъ Вольтеръ писалъ имя Августа мѣсяца.

2

Онъ ввелъ новое правописаніе.