Бернард Быховский - Гассенди

Революция эта в равной мере относилась как к объекту, так и к методу познания. Она была крутым поворотом от сосредоточения философских интересов схоластики на химерических теологических псевдопроблемах к природоведению — к изучению реального мира. Вместе с тем (одно неотрывно от другого) эта революция знаменовала утверждение новых научных методов, методологический разрыв с ухищрениями схоластического умозрения.

Новорожденное естествознание, раскрепощавшее познание природы от теологической зависимости, начало свой триумфальный исторический путь: первое место заняла «механика земных и небесных тел, а наряду с ней, на службе у нее, открытие и усовершенствование математических методов» (1, т. 20, стр. 348). Это было обусловлено как практическими задачами, так и теоретической необходимостью. Первоочередной практической задачей было насущное требование развития производительных сил созревавшего нового общественного строя. Теоретической необходимостью этой стадии научного прогресса было исследование в первую очередь низшей, простейшей, всеобщей формы движения — механических закономерностей. А этому в свою очередь способствовали, наряду с расширением эмпирического и экспериментального кругозора, блестящие математические открытия: установление Виетом алгебраической символики и начал тригонометрии, создание Декартом и Ферма аналитической геометрии, первые шаги, проложенные Ферма и Паскалем на пути к теории вероятностей, подступы к дифференциальному исчислению.

Но как то, так и другое (введение в научный обиход экспериментальных исследований и математических методов) неизбежно влекло за собой существенное преобразование всего строя мышления. Тридцатилетие, прошедшее от 1620 до 1650 годов, было решающим периодом в истории рационального познания. Научная революция, происходившая в эти годы, была не только естественнонаучной революцией, но величайшим переворотом в истории миропонимания в целом. Если первой такой революцией в истории человечества был переход от мифологического мировоззрения к натурфилософскому, то рассматриваемая эпоха была началом второй универсальной интеллектуальной революции, открывшей путь к научному миропониманию, положившей начало философии нового времени. Современниками Гассенди были Бэкон, Декарт и Гоббс. Возродилась и вступила в борьбу за существование и развитие низведенная с исторической сцены и подавленная в продолжение долгих веков материалистическая философия, проблески которой лишь сверкнули в номинализме. Но и противостоящая ей новая нематериалистическая философия отстаивала свои права на автономию по отношению к безгранично царившей в тогдашней идеологии теологической гегемонии. В 1635 году во Франции была учреждена академия наук, предшественницей которой была академия, ранее частным образом организованная близким другом и покровителем Гассенди — де Монмором. Вышел в свет первый французский научный журнал «Journal des savants». В эти же годы формировалась объединявшая ученых разных европейских стран «Республика ученых». «Республика» эта преодолевала государственные границы.

Взаимный обмен идеями путем «переписки, поездок, длительного пребывания за границей, создали своего рода научную интеллигенцию» (39, стр. 123) в международном масштабе.

Процесс этот происходил отнюдь не идиллически. То было весьма суровое время. Конфронтация религии и науки, веры и знания достигла крайнего напряжения. Инквизиция свирепствовала. 17 февраля 1600 года на Площади цветов в Риме был заживо сожжен героический энтузиаст Возрождения, бесстрашный борец против «торжествующего зверя» Джордано Бруно. В 1619 году на родине Гассенди, в Тулузе, на, костре инквизиции погиб продолжатель дела Бруно падуанский священник Джулио Чезаре (Лучилио) Ванини. А три года спустя та же участь постигла в самом Париже на Гревской площади безбожника Жана Фонтанье. Ришелье не довольствовался отменой Нантского эдикта. По его наущению 19 мая 1636 года Людовик XIII потребовал от парламента утверждения декларации об усилении беспощадных преследований еретиков, содержащей перечень наказаний вплоть до рассечения губы и вырывания языка. В 1643 году генеральный прокурор потребовал от парламента предоставления ему права на казнь. «Духовенство оставалось первым сословием в государстве — самым могущественным в политическом отношении и самым богатым» (60, стр. 161). Основанный в середине XVI века орден иезуитов все больше прибирал к рукам всю систему образования, оттесняя доминиканских и францисканских конкурентов, расширяя и упрочивая свою гегемонию на университетских кафедрах, бдительно следя за «происками» инакомыслящих и отступников.

Гассенди жил в эпоху грозового идеологического климата.

Пьер родился 22 января 1592 года в многодетной крестьянской семье в деревне Шантерсье, в нескольких километрах от провансальского городка Динь. Фамилия его родителей — Антуана и Франсуазы (урожденной Фабри) была Гасан (Gassend). Ставшая традиционной и общепринятой фамилия Гассенди была данью галантному в то время «италианизированию». Как установлено специальными исследованиями, и в церковно-приходской метрической записи значится «Gassend», и сам он так подписывал свои письма (46, стр. 239).

Это был очень способный мальчик. В четырехлетнем возрасте он уже умел читать. В восьмилетнем он поступил в диньскую школу, основанную орденом миноритов (разновидность францисканцев). По окончании школы, после двухлетнего пребывания в родной деревне, он поступает в 1609 году в коллеж провансальской столицы Эксан-Прованс («в залитом мягким солнцем и богатом оливковыми рощами

Эксе»; 5, т. 2, стр. 21), где изучает теологию и философию. «Я не знаю, — отзывался о нем один из профессоров, — является ли молодой Гасан моим учеником или моим учителем» (67, стр. 3). Окончив занятия в коллеже, Гассенди начинает работать в качестве преподавателя риторики в Дине (1612—14), после чего, получив ученую степень доктора теологии в Авиньонском университете (1614) и сан священника (1616), утверждается профессором философии в том самом коллеже, где четыре года до этого закончил свое студенческое образование. «Безбородым профессором философии» называли в Эксе почтенные мужи своего двадцатичетырехлетнего коллегу. Шесть лет продолжалась там его преподавательская деятельность. В 1622 году полностью завладевшие коллежем иезуиты отстранили его от работы.

Для этого были, впрочем, достаточные основания. Молодой профессор философии чем больше изучал схоластический перипатетизм, тем больше в нем разочаровывался, тем прочнее убеждался в его неубедительности и несостоятельности. А преподавал он неизбежно именно католически препарированный аристотелизм. Как же он преподавал эту неприемлемую для него официальную философию? Вот как он сам рассказывает об этом своему почтенному другу генеральному викарию Экса Жозефу Готье: «…когда мне потом пришлось целых шесть лет исполнять в академии Экса обязанности профессора философии, и именно аристотелевской, то хоть я и старался всегда, чтобы мои слушатели умели хорошо защищать Аристотеля, однако в виде приложения излагал им также такие взгляды, которые совершенно подрывали его догматы.