Анатолий Чупринский - Моцарт

— Почему это невозможно? — мрачно переспросил маленький Вольф. — Играть надо вот так!

И в ту же секунду он обрушил на уши двух взрослых музыкантов каскад, бурлящий поток… извержение… изящных ликующих звуков!

Когда умолкли последние ноты, Леопольд Моцарт и Шахтнер долго молчали. Потом, переглянувшись, направились к двери.

— Продолжай… сынок! Не будем мешать… — почему-то шепотом, уже в дверях, произнес Леопольд Моцарт и прикрыл дверь.

По Зальцбургу, как шипящие змеи, поползли злобные слухи. Так повелось среди обывателей, испытывать зависть к таланту. В те времена Зальцбург был центром католического княжества. Городок просто кишел иезуитами. Шипели… не может нормальный ребенок быть таким талантливым. Тут не обошлось без дьявола. И Леопольд Моцарт начав обучать сына игре на органе. Ближе к Богу, всегда безопаснее.

«Его никогда не принуждают ни сочинять, ни играть. Напротив, необходимо постоянно удерживать его от этого. Иначе он день и ночь просиживал бы за клавесином или сочинением музыки»… писала в письме подруге сестра Нерл.

Антонио Сальери пребывал в глубоком кризисе. И вдруг… новость! В захолустном Зальцбурге появился гениальный ребенок.

«Наконец-то!» — пронеслось в голове Антонио и он почувствовал необычайный прилив сил. Жизнь вновь обретала смысл. В душе опять начинали звучать, пока неясные мелодии.

Ревностный католик, аскет и крайне замкнутый Антонио никому не доверял своих тайных мыслей. Даже верной жене Терезе.

С самой ранней юности он испытывал неодолимое влечение к младшим и слабым. К тем, кто нуждался в его защите и помощи. Если бы у него был сын! Или хотя бы младший брат… Да ещё наделенный талантом.

По сути своей Антонио Сальери был воспитатель. Воспитатель и учитель! С большой буквы! Но, увы! детей им с Терезой Бог не дал. И Антонио испытывал чудовищную, изнуряющую тоску. Порой доводящую до отчаяния. Только постоянные молитвы удерживали его от самого страшного поступка!

Антонио был талантлив. Композитор от Бога! В сочетании с фантастической работоспособностью, этот дар вывел его на самое высокое место среди музыкантов Вены. Первый среди равных! Так величали его все без исключений. Даже мелкие завистники, обделенные способностями, не могли не признать его таланта. Но счастья не было. Ни счастья, ни покоя.

Вернувшийся из Зальцбурга Михаэль Гайдн бросил одну только фразу: «В жилах этого мальчика вместо крови течет музыка!».

Антонио подошел к раскрытому окну. Было солнечное, яркое утро. Пробиваясь сквозь листву, по его лицу бегали лучи солнца. «А еще говорят — нет правды на земле?» — усмехнулся Сальери.

Куда так торопятся горожане и горожанки славного городка Зальцбурга? Отчего на их лицах столько восторженного нетерпения? Степенные фрау и совсем молоденькие девушки наперегонки бегут к центру городка. Женские сердца стучат значительно громче их туфелек по булыжникам улиц. Как же! Сегодня в главном соборе опять играет чудо-ребенок! Органист и композитор Вольфганг Амадей Моцарт! Разве можно подобное пропустить мимо ушей?! Чудо, чудо!!!

Сам князь-архиепископ всего Зальцбурга и его окрестностей Сигизмунд почтил своим присутствием выступление молодого гения. Даже отодвинул на время главные пристрастия, вино и женщин. И неудивительно! Сигизмунд не какой-то там… неизвестный провинциальный князек. Он тоже просвещенный монарх. У него и капелла своя имеется. И придворный театр. Маленький, но свой.

Незаурядные дети скромного скрипача, десятилетняя клависинистка и маленький органист, могут принести громкую славу городу Зальцбургу. Следовательно, и его властелину. Покровителю искусств, князю-архиепископу. Сигизмунд это понимает. Не окончательно еще утопил в вине свой разум.

Сигизмунд одобрительно отнесся к маленьким музыкантам. Детей потрепал по волосам, а родителю приказал повысить /незначительно!/ жалование. Более того, на довольно нескромную просьбу Леопольда, съездить с концертами в Вену, ответил разрешением. Пусть! Пусть и она, столица музыки, царица городов, резиденция самого императора, насладится игрой маленьких музыкантов. Пусть знают там, в Вене, в скромном Зальцбурге тоже… не из сапога херес пьют!

«Сестра маленького виртуоза с удивительной свободой играет самый сложные сонаты, а ее брат просто творит чудеса!», писала в те дни «Европейская газета» В Зальцбурге.

По полноводному Дунаю медленно плывет баржа. Безграничная голубая гладь воды. Безграничное голубое небо. Кажется, будто баржа плывет по небу, рассекая тупым носом облака.

Леопольд и Анна Мария сидят на скамеечке, среди многочисленных пассажиров, обмениваются улыбками, но взоры их устремлены на детей, Вольфганга и Нерл. Мальчик и девочка с криками и смехом носятся по палубе от одного борта к другому. Им все интересно, все в новинку.

Проплывающие мимо деревеньки с белыми домами и красными черепичными крышами, стада пестрых коров на полях, лошади, вышедшие к реке на водопой…

По лицам смеющихся детей бегают блики солнца…

Набегавшись, брат о сестрой, о чем-то пошептались и решительно направились на корму. Там стоит карета, взятая напрокат Моцартами. К задку кареты привязан маленький дорожный клавесин.

Вольф и Нерл заговорчески переглянулись и… в четыре руки ударили по клавишам. Над баркой, над водной гладью Дуная, поплыли звуки грациозного менуэта. Пассажиры в восторге зааплодировали.

Леопольд и Анна Мария тоже заговорщицки переглянулись и… вышли на центр палубы. Под изумленные возгласы многочисленных пассажиров, начали исполнять грациозный, трогательный танец… К ним как-то незаметно присоединились еще две-три пары. Группа крестьян и крестьянок, не умевшие танцевать менуэта, разбились на пары и, с веселым хохотом, начали отплясывать нечто невообразимое… Танцевали все. Кто во что горазд. Даже двое монахов-францисканцев, не принимавших участие в общем веселье, одобрительно кивали головами.

Леопольд Моцарт о супругой и своими незаурядными детьми прибыли во дворец с точностью часового механизма. Как и подобает истинно австрийской семье.

Высоченные, огромные залы подавили провинциалов своей роскошью в великолепием. Яркие мундиры военных, бархатные камзолы придворных, шелковые платья дам, белые парики. «От всего этого захватывало дух».

Вольф увидел в противоположном конце зала грузную, дородную женщину. И тотчас узнал императрицу Марию Терезу, поскольку, ее портреты видел не раз. Рядом с ней стоял какой-то невыразительный мужчина в мундире, сидевшем на нем довольно мешковато.