Михаил Дмитриев - У тихой Серебрянки

- Где справка?

- Я из Кормянского района. А здесь на учебе.

- Езжайте в свой военкомат...

Некоторое время еще теплится надежда, но военком уже протянул руку за документами моего товарища. И вот заполняет повестку Петру Лаврентьевичу Барабанову. Значит, его призовут в армию.

А что же делать мне? Снова подхожу к столу.

- Так вам неясно? - В голосе военкома раздражение. - Езжайте в Корму и, если здоровы, вас мобилизуют.

Поздно вечером добрался в свой райцентр, зашел на сборный пункт. Там, как и в рогачевском, полно народу. Протиснулся к столу, но военком не стал меня слушать. Идите, мол, домой, надо будет - вызовем.

В окнах райкома комсомола еще горел свет. Пошел туда. И здесь теснота. Правда, тут одна лишь зеленая молодежь - лет по 16-17. Первый секретарь Николай Рытиков пожал руку, расспросил кое о чем, а потом сказал:

- А мне, думаешь, легко здесь сидеть, от всех вас отбиваться? - Затем продолжал более участливо: - Не горюй, потребуешься - сообщим.

1 июля меня вызвали в райком и направили рядовым бойцом в Кормянский истребительный батальон. Разношерстным был он и по возрасту, и по профессиям. В основном это "белобилетники" (освобожденные по состоянию здоровья от службы в армии), работники милиции, председатели сельских Советов и колхозов, руководители некоторых районных учреждений и вчерашние десятиклассники. Зачислили меня в 1-ю роту, которой командовал Александр Иосифович Сцепура, заведующий райздравотделом. Батальон вооружили винтовками различных марок. Были итальянские, английские, наши "трехлинейки". Мне досталась английская - с большой мушкой и своеобразным затвором.

И сразу же послали в деревню Сырск организовать молодежь и жителей на возведение укреплений. Вместе с председателем сельсовета обошел все дома. Никто не отказался идти на работу. Грунт на нашем участке попался глинистый, твердый, но каждый старался перевыполнить норму. Часто появлялись немецкие самолеты, обстреливали из пулеметов. Нас инструктировали, что в таких случаях нужно открывать огонь. И стреляли, хотя не видел, чтобы кто-нибудь из обычной винтовки не то, что сбил, а повредил вражескую машину.

Ночью бойцы истребительного батальона несли патрульную службу на дорогах: останавливали проходившие автомобили, проверяли у всех документы и т.п. Некоторых задерживали для уточнения: кто они, куда следуют, с какой целью. Бывали случаи, когда местные жители наводили нас на след подозрительных лиц. Мне часто помогала студентка комсомолка Екатерина Васильевна Савельева.

Однажды в полдень меня послали охранять мост между Сырском и Кормой. Вскоре над поселком закружил самолет-разведчик. Он спускался все ниже и ниже. Уже отчетливо вижу кресты на крыльях. Стоять у моста стало опасно, и я спрятался невдалеке в кустах ивняка.

Самолет еще раз развернулся и, почти касаясь труб спиртзавода, летел прямо на меня. Я выстрелил. Затем еще два раза. Фашистский стервятник поднялся выше, словно испугался моих выстрелов, сделал еще один круг над Кормой и ушел на запад.

Женщины из соседних домов видели этот поединок с самолетом, некоторые хвалили, а одна набросилась на меня:

- Да куда тебе с этой пуковкой против самолета!

А через часа полтора, надсадно воя, сюда прилетели шесть бомбардировщиков. Наш маленький городок впервые оглушили взрывы. Я лежал на дне окопа у самого моста и плотно прижимался к земле.

Когда фронт стабилизировался на Днепре, бойцы истребительного батальона доставляли раненых из полевых госпиталей в Корму. Здесь в районной больнице и ближайших домах на скорую руку оборудовали временный госпиталь. На наши плечи легло и такое - подобрать в помощь медперсоналу девушек и молодых женщин, чтобы они стирали бинты, белье, а из дома приносили раненым молоко и фрукты. Не раз доводилось нам сопровождать к фронту обозы с хлебом, сухарями, мясом. А ночью мы обычно находились на постах: охраняли пекарню, которую оборудовали прямо в парке возле Сырска, патрулировали перекрестки дорог, улицы.

Однажды истребительный батальон подняли по тревоге. На грузовиках мы помчались в Руднянскую лесную дачу вылавливать немецких летчиков, которые выбросились из самолета, подбитого нашими истребителями. Фашисты отстреливались. Двоих летчиков поймали и привезли в Корму.

Постепенно батальон уменьшился количественно. Остались лишь старики, кое-кто из руководящих работников района, милиционеры да несколько таких, как я, негодных для несения воинской службы в регулярных частях. Остальных мобилизовали в армию.

А работы все прибавлялось. Готовились к уходу в подполье, если немцы оккупируют район. В лесных чащах создавали склады продуктов, обмундирования и оружия.

В ночь на 14 августа нам, назначенным патрулями, прочитали приказ: в случае отхода советских войск и появления немцев, уходить за Сож, в деревню Бель.

Тревожной была эта ночь. По дорогам двигались обозы с ранеными, брели беженцы. Почему-то не слышно было канонады. Только огромное зарево в полнеба полыхало на западе, косой дугой захватывая и северную часть.

Пекарню, возле которой я стоял на посту, в полночь эвакуировали. Мне так хотелось уйти вместе с теми, кто обслуживал ее. Но приказ есть приказ.

Я забежал в Сырск за Катюшей Савельевой, с которой связывала меня давняя дружба, а затем заглянул в школьную квартиру, где жили мои родители. Их не оказалось: ушли с последними частями Красной Армии. Катюша упросила меня взять и Нину Савельеву, ее двоюродную сестру. Втроем мы отправились за Сож.

Командир роты Александр Сцепура приказал мне вернуться в районный центр и разведать обстановку. Вместе со мной пошла Нина Савельева, которая уже не раз помогала бойцам истребительного батальона.

Под вечер мы были в Корме. Нину я оставил в густом картофлянике на огородах, отдал ей свою винтовку, а сам кустами вишняка пробрался к центру, свернул на улицу Ильющенко. Она вела прямо на Сырск. И вот тут, в небольшом промтоварном магазине, я впервые увидел немцев. С засученными рукавами они рылись на полках. Летело на пол все: куски ситца, посуда, какие-то коробки.

Я решил тихонько проскользнуть мимо, но из-за поворота навстречу вышли два немца.

- Золдатен!

Я повернул в сторону, хотел перебежать через дорогу в открытую калитку, но в тот же миг кольнула мысль: "Он вскинет автомат, и пуля догонит меня на середине улицы..."

- Хальт! - раздался снова тот же голос.

Медленно, будто не меня это касается, оборачиваюсь. Немец держит в одной руке автомат, а другой подзывает меня. Не тороплюсь, обдумываю, что сказать ему.

- Руссиш золдатен? - Он тычет рукой мне в грудь.

Не ждал я, что первый вопрос гитлеровского оккупанта будет таким.