Владимир Левченко - Ягужинский Павел Иванович. Помощник императора Петра Первого

Петр от души посмеялся и повелел присвоить Ягужинскому звание генерал-майора. Он и раньше никогда не сомневался в храбрости и преданности Павлуши – как-никак знавал его с лета 1701года, когда молодой Ягужинский еще числился в денщиках у фельдмаршала графа Головина. А лишний раз Петр испытал Ягужинского потому, что намеревался поручить ему дело первостепенной важности. Только что вместо приказов были образованы коллегии. На них царь возлагал очень большие надежды в радикальном преобразовании промышленности, экономики и финансов государства. Однако желаемого эффекта не получилось по многим причинам. А вот Павлу Ивановичу это-то как раз проделать и предстояло.

Подняв, словно коня строптивого всю империю на дыбы, царь невиданно убыстрил движение людей, товаров, денег и идей. Старое Соборное Уложение уже катастрофически не поспевало за поступью прогресса. Поэтому, являясь верховным носителем законодательной и исполнительной власти, Петр задумал решительно воплощал в жизнь законодательное переустройство страны. Всего за время монаршей деятельности Петра было принято 392 указа уголовно-правового характера (П. А. Кошель «История наказаний в России»). По некоторым подсчетам, примерно 300 из них разрабатывались при непосредственном участии двух законоведов того времени: князя Я. Ф. Долгорукого и П. И. Ягужинского. Это, прежде всего, так называемый Артикул воинский, содержащий в основном нормы уголовного права. Применялся он не только в армии, но и в граждански судах. В том артикуле вместо устаревших понятий – тать, воровство и других появляются термины, до сих пор применяющиеся в юридической практике: преступление, преступник. Разнообразнее и дифференцирование становятся наказания. Смертная казнь, как панацея от всех проступков, часто заменялась так называемой политической смертью (лишений всех прав и покровительства закона, виновный рассматривался как умерший) или вечной каторгой, телесными наказаниями кнутом и батогами, каторгой на короткий срок, исправительными работами на фабрике, заводе или в смирительном доме.

Вообще труд осужденных, и на том всегда решительно настаивал именно Ягужинский, стал в обилии вменяться на самых различных «новостройках». А во времена Петра их наблюдалось с избытком. К сожалению, приходится признать, что и умеренный юрист Долгорукий и прогрессивный Ягужинский являлись одинаково рьяными сторонниками смертной казни. Она, в том числе и по их настоянию, предусматривалась сто одной статьей.

Не зря же Пушкин написал: «Начало славных дней Петра мрачили мятежи и казни».

С описываемых времен у нас категориально оформились и такие юридические понятия, как дезертирство, уклонение от службы, нарушение устава строевой и караульной службы. Парадоксально, но за убийство и сон на посту предусматривалась одинаковая казнь – смерть. Должностные преступления: взяточничество, неупотребление властью, невыполнение обязанностей, подделка документов, фальшивомонетчество тоже именно тогда им выделены в отдельные статьи. С тем же финалом – смертная казнь. В 1720 году при деятельном участии Долгорукого и Ягужинского разработан и вступил в действие Устав морской – основа петровского законодательства, в котором сдержалось почти в два раза больше норм уголовного права, чем в Артикуле. Они распространялись и на гражданских лиц. Мыслил царь – и его помощники поддерживали всецело – свести русское Уложение со шведским (сравните сегодняшнюю тенденцию к приведению российского законодательства и судопроизводства к европейским и международным стандартам), но воплотить это в жизнь ему так и не удалось. А вот сделать надлежащие выводы из блестящей ревизии, учиненной Ягужинским коллегиям, у Петра хватило и энергии и настойчивости. Так 12 января 1722 года появляется императорский указ, ставший, без преувеличения, знаменательной, этапной датой в истории государства Российского. В нем определялись обязанности сенаторов, давались предписания всем президентам коллегий (по нынешнему – министрам), устанавливалась ревизион-коллегия (нынче Счетная палата), при сенате учреждались должности генерал-прокурора, рекетмейстера (приемщика жалоб на деятельность коллегий), экзекутора (ведающего хозяйством) и герольдмейстера (протоколиста).

С людьми, особенно на большие руководящие должности, на Руси испокон веков существовала объективная напряженка. То есть желающих порулить всегда было много, а достойных – раз, два и обчелся. Однако на вновь образованный им высочайший государственный пост генерал-прокурора кандидатура у него имелась блестящая. Тем же указом Петра I Ягужинскому определялся ближайший помощник, обер-прокурор Григорий Григорьевич Скорняков-Писарев.

Это был типичный служака, выдвинувшийся из гвардейских офицеров более своей пронырливостью, нежели умом, хотя и глупцом назвать его затруднительно. А вот интриги плести умел. Да еще с учетом того, что ему сильно благоволила царица Екатерина – можно себе представить, каким заместителем «одарил» Ягужинского император. Но такова была у Петра система сдержек и противовесов при распределении государственных постов, чтобы один за другим – глаз и донос. Ягужинский начинал с методических толкований сенаторам того, что им негоже «кричать, браниться и драться по пустякам ничтожным».

Через полгода пребывания на посту «спикера Сената», он написал особое «Предложение», в котором мы находим все те же призывы и увещевания: не спорить, не ссориться чуть что, «ибо прежде всего это неприлично для такого учрежденья».

Сколько лет прошло, а наши избранники – депутаты в «Сенат» по-прежнему дерутся. Со временем Ягужинский установил в Сенате твердый порядок рассмотрения дел. После основного докладчика начинались толкования между сенаторами. Длились они, в зависимости от сложности проблемы, от получаса до трех часов. Затем начинались прения и голоса подавались, начиная с младших. А у Ягужинского всегда имелись под рукой часы, с помощью которых он умело регулировал «недержание речи». Производительность работы Сената резко возросла. Постепенно генерал-прокурор стал занимать ключевое и определяющее положение в государственном управлении.

Император однажды изрек: «Что смотрит Павел, так верно, как будто я сам видел». Это высокое доверие генерал-прокурор практически всегда оправдывал. Он никогда не волокитил никакое поручение Петра, что обычно было в крови всякого русского чиновника, какой бы пост он ни занимал. До наших времен не зря дожило присловье: не спеши выполнять приказ, может последовать команда «Отставить!» Павел Иванович, получив задание, уже через день-другой рапортовал о результатах. Особенно болезненно он воспринимал напоминания императора о его обязанностях по должности, как это случилось весной 1724 года.