Иван Жигалов - Свет маяка

Шуханов открыл дверь и вошел в квартиру. Повеяло запахом былого жилья, когда-то уютного, теплого, родного. Не раздеваясь, сел за письменный стол — огромный, тяжелый, из черного мореного дуба столетней давности. В шутку Шуханов называл свой стол «линкором». На нем все напоминало корабль: чернильный прибор наподобие башни главного калибра, миниатюрный затвор 12-дюймового орудия и рядом маленькая болванка снаряда, макет четырехтрубного торпедного аппарата, набор якорей, корабельные часы в деревянной стойке с дарственной надписью от штаба Балтфлота… На этом столе он делал первые наброски кораблей, которые давно сошли со стапелей завода… Сейчас они стоят, вросшие в лед, в Морском канале, на Неве, и являются неотъемлемой частью блокадного города…

Петр Петрович с грустью смотрел на фотографии жены и детей под настольным стеклом. Задумался, прикрыв глаза. Где-то они сейчас? Аня — вторая жена у Шуханова. Первая умерла на третий год после женитьбы. Несколько лет Петр Петрович был вдовцом. Аня моложе его на десять лет. Ей тридцать пять. Несколько дней тому назад он отправил ее из Ленинграда на самолете. Она на последнем месяце беременности, а с ней еще семилетний Федя и пятилетняя Даша. «Завтра, Анечка, я улетаю в немецкий тыл»…

Петр Петрович прошел в спальню. Две широкие кровати, застланные зелеными шелковыми покрывалами, в углу маленький столик Ани. Рядом — ящик с игрушками. А вот и деталь войны: у входа, словно часовой, замерший в положении «смирно», притулилась «буржуйка» с высунувшейся в окно трубой. Печурку установили товарищи с завода, когда Шуханов воевал в дивизии народного ополчения. Под кроватями и у стены сложены мелко наколотые дрова. Окно забито фанерой, и через единственное уцелевшее стекло виднелся пустынный проспект.

Недалеко от дома разорвалась немецкая бомба. Разрушен старинный особняк на углу Фонтанки. Сняты и зарыты в землю кони Клодта с Аничкова моста. Адмиралтейская игла закрыта брезентовым чехлом. Царица Екатерина со своими фаворитами спряталась под мешками с песком. Укрыты памятники Кутузову и Барклаю де Толли. Многие витрины магазинов заложены кирпичами. В окнах угловых домов проделаны амбразуры.

Фашисты почти рядом: со стороны Урицка в шести километрах от Кировского завода. Они стянули в Стрельню, Пушкино, Петергоф сверхмощные батареи и бьют по дворцам и институтам, жилым кварталам и историческим памятникам. Искалечен Мариинский театр оперы и балета, Эрмитаж… Линия фронта пролегла через Урицк, Пулковские высоты, по окраинам Колпино, берегу Невы до Шлиссельбурга.

«Фронтовой город», — Шуханов тяжело вздохнул. Прилег на диван и только было задремал, как из репродуктора послышался голос диктора: «Воздушная тревога! Воздушная тревога!».

Шуханов решил не идти в бомбоубежище, остался в квартире ожидать Бертенева.

Из Ленинграда группу Шуханова на транспортном самолете перебросили в район Валдайского озера, а оттуда на машине — в небольшую деревеньку Слазино. Встретил их представитель штаба фронта в звании полкового комиссара. Он дружески протянул Шуханову руку:

— Будем знакомы. Асанов Николай Дементьевич. Мы получили от товарища Никитина задание принять вас, подкормить и потом отправить на дело. Все пункты сего приказания постараемся выполнить.

Шуханову понравился полковой комиссар. У Николая Дементьевича было несколько суровое лицо, но в нем чувствовалось что-то простое, располагающее. Асанов многие годы работал чекистом, сам он ленинградец, по профессии наборщик. При штабе фронта занимался партизанскими делами, координировал деятельность партизан с армией. Петр Петрович представил Асанову остальных, стараясь в нескольких словах охарактеризовать каждого. Николай Дементьевич внимательно выслушал, осмотрел всю группу и сказал:

— Ленинград вас экипировал отлично. Все новенькое. Моряки прихватили немецкие автоматы — это хорошо. А вот винтовки, пожалуй, я вам заменю более современным оружием. Но об этом после. А теперь пошли. Тут мы вам добрую избу подготовили. Отдохнете, отъедитесь.

— Это бы не плохо, — сказал Лепов…

— Пахомов уже ждет.

Пахомов — повар штабной столовой, бледнолицый и довольно тощий старшина, развернулся во всю мощь своего кулинарного таланта. Каждому выдал фронтовые, но не сто граммов, а значительно больше. На закуску — холодную щуку с огурчиком и кислой капустой, на первое — флотский борщ, на второе — свиные отбивные. Все попросили добавки. Аппетит после ленинградского «столования» был волчий. Никак не могли насытиться.

— Вы, товарищи, малость отдохните на морозце, — посоветовал Пахомов, — а потом снова приходите. Не стесняйтесь. Я уже многих ленинградских на ноги поставил…

Четвертый день жили они в прифронтовой деревне. Стояли крепчайшие морозы. Воробьи на лету замерзали. Трещали деревья. На озерах и реках, будто выстрелы ухали — лопался лед. А ребята после пахомовских харчей полеживали на чистых кроватях в теплой избе. Они все еще испытывали голод. Асанов выдал им ППШ. Изучали новое оружие, обстреливали в тире, разбирали, чистили. Больше всех приходилось трудиться Борису Креплякову и Мише Журову: они и ППШ осваивали и тренировались на радиоключе.

Вскоре всю группу пригласили к Асанову.

— Поздравляю вас, друзья, с хорошими вестями! — громко сказал он. — Гитлеровцы бегут из-под Москвы! Освобожден Тихвин. Наш Северо-Западный фронт тоже нажимает… Думаю, теперь и вам пора сниматься с якоря. Хотели было перебросить вас на У-2, — говорил Асанов. — Но вас четырнадцать. Стало быть, нужно посылать целую армию самолетов. Возить на двух-трех машинах — слишком долго, да и рискованно, могут сбить. Начальник штаба фронта принял решение — отправить вас на «Дугласе».

Приближался час вылета. Шуханов заметил, что ребята приуныли, даже леповские альбатросы перестали острить, подтрунивать друг над другом. Да и самому ему стало грустно. «Что не, это понятно, — думал он, — Летим в неизвестность».

Вечер. Мороз. Под ногами звонко скрипел снег. Большой сигарообразный, камуфлированный «Дуглас» прогревал моторы.

Шуханова и его товарищей провожали Асанов и несколько человек из политуправления фронта. Петр Петрович и Николай Дементьевич обнялись. Они успели крепко подружиться…

— Пока не обнаружите партизан, держитесь подальше от немцев, — сказал Асанов. — Скоро встретимся там, в тылу.

Самолет поднялся в воздух. Из пилотской кабины вышел штурман.

— Через три минуты прыгать.

Шуханов кивнул головой. Он пошел первым. За ним Лепов. Бертенев — последним.