Ольга Трубецкая - Князь С. Н. Трубецкой (Воспоминания сестры)

Но университет может осуществлять свою истинную задачу только тогда, когда он совершенно свободен, когда всей жизнью университета руководит свободно избранная профессорская корпорация с свободно избранным ректором во главе, когда допускается полная свобода преподавания, не стесняемая требованиями извне выработанных программ, и когда допускается свободное общение студентов с преподавателями и между собой, словом, когда университет автономен.

Но в русском университете не существовало ни одного из указанных необходимых условий для правильной университетской жизни; и потому С. Н. не может ограничиться своей блестящей, увлекающей студентов преподавательской деятельностью и становится одним из самых горячих защитников университетской автономии. Но пока автономия не достигнута, необходимо внести в университетскую жизнь те коррективы, которые могли быть допущены существующим уставом, и вот С. Н. основывает исторический кружок, из которого впоследствии развивается историческо-филологическое общество, которое в значительной мере осуществляет принцип свободного университета.

Одним из существеннейших условий необходимых для борьбы как за автономию университета, так и за другие реформы, потребность в которых болезненно ощущалась всем русским обществом, была свобода печати. С. Н. выступает с рядом статей в защиту автономии университета и свободы печати, в которые, по выражению проф. А. А. Кизеветтера, влагает весь блеск своего публицистического таланта.

Университетская и публицистическая деятельность С. Н. естественно выводила его на широкую общественную арену.

Хотя С. Н. не был даже земским гласным, его привлекают к земским совещаниям и земским съездам, и он становится одним из самых деятельных участников освободительного движения. Но в своей общественной деятельности он был совершенно чужд какой-либо партийной догматики. Революционеры как справа так и слева глубоко были противны его духу и убеждениям. Им руководило только стремление к установлению правды и справедливости, и он думал, что это может быть достигнуто взаимным пониманием и доверием, как со стороны исторически сложившейся власти так и со стороны общества. «Он всей душой верил в возможность мирного исхода и сила его была в том, что его горячее искреннее слово и в других умело зажигать ту же веру. Верили в то, что он найдет и скажет такие слова, которые убедят, перед которыми смирится и всемогущая власть и бушующая народная стихия». (П. И. Новгородцев, «Памяти кн. С. Н. Трубецкого». Вопросы Философии и Истории кн. 1, 1906 г.).

В нашей истории был один момент, когда казалось, что чаянья С. Н. осуществились в действительной жизни. Это был тот момент, когда 6-го июня 1905 г. С. Н. от имени депутации земств и городов произносил свою речь перед Государем, и депутация выслушивала ответную речь царя. Но ни правительство, ни общество не могло удержаться на этой высоте и дальнейшие события повели не к примирению, а к ожесточенной борьбе.

В одной только области горячая и напряженная общественная деятельность С. Н. достигла видимого успеха. «В августе 1905 г. состоялся указ о введении некоторых элементов университетской автономии, а именно: были восстановлены выборы ректора и профессоров и расширена компетенция университетских советов. Совет Московского университета почти единогласно избрал ректором кн. С. Н. Трубецкого, который являлся самым естественным кандидатом на этот пост», (проф. А. А. Кизеветтер. «Московский университет» в Юбилейном Сборнике Московского университета, 1755–1930).

Мне пришлось быть в Меньшове, где тогда жил кн. С. Н. накануне его отъезда в Москву, на заседание Совета университета, где должны были состояться выборы ректора. Вечером во время разговора жена С. Н. высказала опасение, что его могут избрать ректором. На это С. Н. сказал: «Почти весь Медицинский факультет состоит из моих друзей, они знают, что мне этого нельзя и не допустят моего избрания». (В это время С. Н. был уже серьезно болен). Но слова эти не оправдались. Другого выхода в данный исторический момент не было и С. Н. должен был уступить тому общему подъему и одушевлению среди профессуры, которая требовала его избрания. Он принял это избрание, хотя оно и явилось для него смертным приговором, и к нему вполне приложимы слова Евангелия: «Нет больше той любви, аще кто душу свою положит за други своя».

С. Н. пробыл ректором только 28 дней, которые были, может быть, самыми мучительными в его жизни. 29 сентября на заседании у министра народного просвещения ему сделалось дурно, его перевезли в клинику, где он через несколько часов скончался.

В своей статье, посвященной памяти кн. С. Н. Трубецкого, проф. П. И. Новгородцев пишет: «Пусть это была иллюзия, но летописец наших дней должен написать на странице истории, что во время русской революции с именем Сергея Трубецкого связана была вера русского народа в превозмогающую силу правды и возможность общего примирения». Страшный полувековой исторический опыт, пережитый человечеством после смерти С. Н., заставляет признать многих вдумчивых людей, что путь, на который указывает вера в превозмогающую силу правды, и которым всю жизнь шел С. Н., - не иллюзия, а тот единственный путь, который может вывести человечество из современного хаоса ненависти и злобы и спасти его от власти «нового всемирного дракона, который растопчет народы, поглотит их и поработит себе все».

М. Поливанов

Часть I (1892–1904)

ГЛАВА ПЕРВАЯ

До 1891-92 г. кн. Сергей Николаевич жил исключительно философскими, научными и семейными интересами и область политики была ему совсем чужда. С 1892 голодного года наступил в этом отношении перелом в его жизни. Он не мог продолжать спокойно заниматься философией под впечатлением создавшегося общественного настроения и ужаса от надвинувшегося на нас народного бедствия. Он принял предложение Г. И. Кристи (бывшего тогда рязанским губернатором) и, в качестве уполномоченного, поехал в Рязань налаживать там помощь голодающим. О своих впечатлениях в Рязани С. Н. сообщает брату в письме, в апреле 1892 г. (См. прилож. 1)

Живя в Рязани, С. Н., однако, не прерывал лекций в университете, для чего еженедельно приезжал в Москву. Два раза в течение зимы он устраивал семинарии по Платону, но к концу июля, освободившись от общественных работ, вернулся в деревню, где жила его семья (в Прохорове, подле Меньшова) (Меньшово — именье семьи кн. Трубецких в Подольском уезде Моск. губ.) и усиленно засел над подготовкой к курсу, так как располагал в 1892-93 г. читать 6 часов в неделю. Но планы его были расстроены необходимостью для здоровья его единственной дочери ехать на юг Франции, к морю. Уезжал он с очень тяжелым чувством, как бы в изгнанье, но в конце концов, получив полную свободу для философских и научных занятий, усмотрел в жизни Перст Божий и углубился в подготовительную работу к своей диссертации, план которой созревал для него по мере продвижения ее.