Яков Гройсман - Вацлав Дворжецкий – династия

Отчетливо помню момент второго ареста. Я купал сына в ванночке. Он был очень болезненным мальчиком. И когда зашли в комнату люди, я только сказал им: «Дверь закрывайте, ребенок простудится». В нашей маленькой квартирке тогда жили эвакуированные, так что посторонние меня не удивили. Поднимаю глаза – стоят трое военных: «Сесть на стул, руки назад…» Перед уходом я обернулся в последний раз: «Владинька, не плачь, я скоро вернусь».

Вернулся… Через пять лет. Во внутренней тюрьме допросы, угрозы, унижения, требования подписать какие-то бумаги, доносы. Но я уже был опытен, держался независимо. Наточил на цементном подоконнике отрезок металлической скрепки от ботинок, чтобы в любую минуту перерезать себе вены и уйти из их рук.

Вернулся, когда кончилась война. Снова поступил в Омский театр. Семья наша распалась. Сын очень долго не мог меня понять и простить, даже когда меня реабилитировали. Он никогда ни о чем не расспрашивал, а я так никогда ничего ему об этом времени и не рассказывал. Мы сошлись по-мужски, по-деловому и по-товарищески, когда уже и он стал актером кино, познакомился со многими интересными людьми.

– Ваш сын, Владислав Дворжецкий, буквально ворвался в кино, ярко и светло, и в памяти остался навсегда. Его уход поразил своей внезапностью и до сих пор как бы покрыт ореолом недосказанности. Знаю, что вы не любите говорить на эту тему, но все же, Вацлав Янович…

– Ореол – это хорошо. Но Владислав не был богом. Я некоторым образом причастен к его приходу в кино. Он очень трудно жил. Буквально из жил рвался. И никак не мог вырваться на хотя бы относительную материальную свободу. У него не было даже пальто. И он снимал угол у пожилой ассистентки «Мосфильма».

Однажды на банкете, устроенном генералом милиции, отмечали актеров, игравших в фильме «Возвращение «Святого Луки». Санаеву и Дворжецкому вручили почетные знаки милиционеров. Выпивали, закусывали, говорили. Кто-то попросил – дескать, артисты, скажите что-нибудь. Мой сын и сказал «чего-нибудь». Вы, сказал, мне этот знак даете, – и швырнул его генералу через весь стол, – а вы знаете, что я третий год не могу получить прописку, сегодня в одном месте ночую, завтра в другом. А вы мне – знак!

Он постепенно становился Homo sapiens. После 69-го года они с Мишей Ульяновым (кстати, Миша учился в Омске в театральной студии, где я преподавал технику речи и художественное чтение) должны были ехать в Чехословакию. Владик так заполнил анкету:

где родился – не помню, чем занимался – не помню, отец, мать – не помню, цвет волос – лысый. Он был уже актером Владиславом Дворжецким – и считал это самодостаточным. Без анкет и без виз. И ведь уехал!

В Чехословакии после показа большого куска из «Бега», Миша Ульянов не даст соврать, Владика тоже попросили выступить. И он выступил. С тостом. Мол, ввиду того, что я родом из многонациональной семьи – отец поляк, в матери вроде бы течет грузинская кровь, – позволю себе грузинский тост:

«Жил человек в ауле. У него дом, жена, дети. И каждый день, и каждый год всё одно и то же, всё плохо. И решил он посмотреть свет. Пошел на запад. Когда солнце зашло, лег спать. Чтобы утром не ошибиться, лег головой по направлению своего пути. Ночью мимо шли люди. И повернули его головой в обратную сторону. Он проснулся, пошел и пришел в собственный аул. А там всё по-старому, всё плохо. Так выпьем за то, чтобы нас не поворачивали во сне».

Такой тост в 69-м году, после советского вторжения в Чехословакию, да при дипломатическом корпусе… При Сталине только бы его и видели. Но было все-таки другое время, слава Богу. И когда он работал над Хлудовым, рылся в архивах, познакомился с семьей Булгакова, со многими писателями, поэтами, он стал другим человеком, стал внутренне независимым.

Но материальные трудности и вся его неустроенность привели к тому, что однажды во время съемок – инфаркт. А этого не поняли ни он, ни окружающие. И он еще неделю снимался, пока его не свалил второй. Он тогда полгода лежал в реанимации в Ливадии. Тот срыв и предопределил его судьбу.

Тут как раз появилась первая в жизни квартира. Кооперативная. Он забрал из Омска мать, дочку. Сыну от последнего, тоже распавшегося брака надо было помогать. И он снимался, выступал на встречах, играл в спектаклях. Получал по сто рублей за спектакль – как много, как хорошо, скоро выкарабкаюсь. Иногда играл по десять дней подряд, до изнеможения, до потери сознания.

У меня осталась фотография его последней встречи со зрителями. На следующее утро за ним приехали в гостиницу, чтобы снова отвезти на встречу. А он… Через два дня его похоронили на Кунцевском кладбище в Москве. Ему было всего 39 лет.

– Простите, что причинила вам боль, заставив вспоминать. Только ведь вы сами мне как-то говорили, что людям надо или ничего не рассказывать, или рассказывать правду. Как потом сложилась судьба?

– Много лет живу в Нижнем Новгороде. До сих пор играю в местном драмтеатре. После 80 лет удостоился-таки чести получить звание народного артиста России. До этого никаких званий не имел. Как видите, много снимаюсь. Только вот с глазами стало плохо. Хорошо бы к Станиславу Федорову попасть, но мне до него не достучаться. Конечно, полностью реабилитирован, иначе как бы мне и моим сыновьям сделаться киноактерами!

– Многие узнали молодого актера Евгения Дворжецкого после фильма «Узник замка Иф», где он сыграл главную роль. Доводилось слышать предположения, что Евгений – сын Владислава…

– Женя – мой младший сын. Работает в Москве в Центральном детском театре. По тому, что я видел, работает, мне думается, интересно. У него жена, ребенок, он не ввязывается ни в какие политические драки. Во всяком случае до сих пор не ввязывался. И я ему этого делать не советую, как и своей дочери Тане, которая живет в Санкт-Петербурге. У меня заботливая жена, теплый дом.

– А жена не возражает, что вы теперь всегда носите бороду? Мне кажется, без бороды вам лучше.

– Бороду мне наши кинорежиссеры никак не дают сбрить. Эксплуатируют который уже год этот мой облик. Но я всё равно сбрею, им назло. Может, дадут роль мягкого и покладистого дедка или молодящегося пижона в джинсах. Сколько можно воевать во всех ипостасях, в том числе и в актерской!

Не успел – вылечить глаза, сбрить бороду, сыграть покладистого дедка…

Он умер в дни премьеры на телевидении «Белых одежд». Роль профессора Хейфица была его 90-й ролью на экране.

«Вечерний клуб». 17 апреля 1993 г.

Рива Левите

СОРОК ЛЕТ И ТРИ ГОДА

Очень трудно говорить о человеке, с которым прожито почти 43 года, в прошедшем времени. Попробую просто вспоминать в более или менее хронологическом порядке, насколько удастся.