Раян Фарукшин - Цикл произведений Родина

...Оборачиваешься назад - а там - темнота, хоть глаз выколи, ничего не видно, ночь. А впереди - пылающая адским пламенем столица Чечни. Как-то так получилось, что мы попали прямо в самый центр города без потерь. Не могу найти объяснений, почему нас не обстреляли. Повсюду стреляют, горит все, что еще может гореть, от количества трупов кружится голова, а перед нами открытая дорога. Дорога, отворяющая двери в ад. Нашему взводу, наступавшему под прикрытием бэмпэшек и бэтэров, необходимо было продвинуться по одной из улиц до конца нескольких небольших кварталов. Мотострелки, действуя в пешем порядке, вели огонь по первым этажам и подвалам зданий. Бронемашины бомбили по вторым и третьим этажам. Иногда получалось не плохо. Несколько часов мы практически не встречали сопротивления, что придавало уверенности в своих силах. Трупов, покалеченных и раненых, было много, как духовских, так и наших, но конкретно из моего окружения - все уцелели. Оказывается, когда умирают другие, незнакомые люди, пусть даже свои, десантники, - не страшно. Вроде как смерть проходит мимо. Чувствуешь себя уверенно, стреляешь, кричишь, бежишь. Но как только убивают твоего служака, знакомого и, особенно, друга, становится ой как страшно. Жить не хочется, а умирать тем более. Как же так, за что, почему он, кто следующий? До сих пор не пойму, почему нас не убило в первые часы штурма. Судьба? Может, она или он, бог, оберегали нас? Если так, тогда за какие заслуги? Или это случайно все? Жизнь и смерть. Смерть и жизнь. Не объяснимо...

Остановились. Вылезли из танков и бэшэк. Собрались небольшими группами по восемь-десять человек. Кто посмелей - сел на броню, остальные - на землю. Холодно. Вспотевших от работы, а война - это работа, мороз начинает доставать нас, забравшись под "афганки", щипать затвердевшую кожу, царапать, щекотать. Достали сухпайки. Жуем, пытаемся с помощью еды отойти от суровой действительности. Еда застревает в горле, вытирая сопли, пытаемся сглотнуть пищу. Наш ротный, двадцатидвухлетний лейтенант ***, прихвативший по случаю нового года бутылку шампанского (не знаю, где он ее нашел и как смог довезти), бегал между бронемашинами и разливал напиток по кружкам. Поздравлял своих, ошалевших от жестокой реальности войны, подчиненных. Желал счастья и долгих лет жизни. Уверял, что скоро все кончится и надо потерпеть совсем чуть-чуть. Бегал и, как говорится, добегался. Убили его. Прямым попаданием артиллерийского снаряда. Разорвали на кусочки, спалили. Это ударило по мозгам сильнее всего увиденного ранее, ведь смерть впервые коснулась одного из нас. И командир, и человек он был хороший, все его уважали, хоть он и был старше нас лишь на пару лет. Черт возьми, где-то на гражданке у лейтенанта остались жена и дочь, а его останки догорают на наших глазах! Я трясся от холода и страха: черт со мной, лишь бы родители мои не узнали, где я и что здесь происходит. Я вспомнил мать, отца, деревню. Испугался, что больше никогда не увижу родных мест. Испугался, что если погибну, причиню боль самым близким мне людям. Испугался за мать, она не выдержит, если узнает...

...Подошли несколько человек. Не из наших. Рослые, здоровые, видно, что мужики уже, лет под тридцать. Форма грязная, окровавленная, висит лоскутами. Сразу и не разберешь, кто такие. Оказывается, морские пехотинцы. Из тех, кто шел на штурм в первых рядах. Познакомились. Разговорились.

- Я сам видел, как наших перебили. Всех. Остались только мы. Там, блин, мясорубка... Эти чечены долбанные... били нас со всех сторон. Подбили несколько танков, а мы остались между, ни вперед, ни назад не протиснуться. Насквозь простреливали, свинца, как воды во время дождя, немерено. Руку не поднимешь, башку снесет на хрен. Не знаю, как меня не задело. Судьба... Они, суки такие, еще на нашу частоту влезли. То на своем орут, то по-русски сдавайтесь типа, и останетесь живыми. Деньгами, суки, заманить хотят... сбиваясь и плюя матом через каждое слово, рассказывал один из них, - хрен им, я лучше сгорю, чем сдамся.

Другой, самый физически здоровый пехотинец, видимо старший по званию, пристально посмотрев на нас, добавил:

- Не везет вам. Технике здесь вообще не место. Не пришей кобыле хвост. Улицы узкие, кругом завалы, замесят вас, сожгут. До завтрашнего вечера не доживете...Они, сволочи, из гранатометов мочат. Потом гранатами закидают, даже вылезти не успеете. Сгорите живьем. Я сегодня сколько таких видел, сосчитать трудно... Да-а. Все мы здесь останемся, все мы - трупы завтрашнего дня. Покойники долбанные...

Мужики рассказывали нам о пережитом. А мы, перепуганные до смерти, плакали. Да, плакали мы все, не взирая на возраст и звание. Кто-то громко, а кто-то молча смахивая слезы с лица...

(6.08.01)

Не спешите нас хоронить...

всем известным и неизвестным героям Первой Чеченской

Танкисты.

Россия. Кавказ. Чечня. Грозный. Ночь с первого на второе января 1995 года. Расположение *** бригады. То есть никакое, конечно, это не расположение, а просто один из многочисленных городских кварталов, из которого днем мы вышибли местных аборигенов, чеченов, и теперь несколько "жилых" пятиэтажек и трехэтажное здание общежития ПТУ находятся в нашем "полном распоряжении".

В соседнем квартале идет бой, но нам до него нет никакого дела, у нас передышка, мы получили час на отдых. Один час - целых шестьдесят минут, которые надо грамотно использовать - надо поспать.

Я не спал больше суток. От недосыпания голова моя гудит паровозом прошлого века, мозг отдает команды вяло и неохотно, а тело выполняет их со сбоями первых японских роботов - идет не туда, куда надо и делает не то, что нужно, тормозит по полной программе. Мозг спит, тело дремлет, а суставы сами по себе, работают на автопилоте. Желание одно - поскорее лечь и заснуть. Но, несмотря на прелесть долгожданного момента "отбоя", заснуть не удается: не закрываются глаза - тратят драгоценное время, настырно целясь в пустоту, в неизвестную чеченскую ночь. Мою вторую ночь на войне.

Я сижу на броне своей БМП-1. Жду приказов. Я - Усман, рядовой срочной службы, наводчик-оператор, мне 19 лет, я татарин из Татарстана. Рост метр-семьдесят, вес 65 кг, волосы черные, кучерявые, глаза карие, брови густые, широкие, черные. Особых примет нет. Одет в обычный черный комбинезон танкиста, фетровые сапоги и шлем. Да, вот шлем мне достался хороший, новый, на меху. Мех, конечно, искусственный, но все равно, шлемак у меня классный.

Оттягивая шею грязным потертым ремнем, на коленях лежит АКСУ. Лет ему почти столько же, сколько и мне, но пока он не подводил, работал исправно, молодец. А две ручные гранаты РГД-5, увесистыми комками покоящиеся в накладных карманах, вынуждают меня чувствовать себя довольно уверенно в любой незнакомой обстановке.