М Стрешинский - Генерал Симоняк
Убедила.
Симоняк сидит за столом, и свет настольной лампы падает на клетки тетрадного листка. Крупными округлыми буквами он выводит: Жизнь без родины. Такой ему рисовалась дореволюционная жизнь иногородних на Кубани. Николай Павлович погружается в мир своего детства, и строка за строкой ложится на листы тетради.
...Я часто спрашивал свою мать: почему ребята дразнят меня мужиком или почему она не сошьет мне бешмет и шапку, какие носят мои ровесники в станице? Пусть тогда попробуют сказать, что я мужик.
Мать, тяжело вздыхая, объясняла, что не в бешмете дело. Беда в том, что у нас нет земли. Приехали мы сюда, на Кубань, с Украины, потому называют нас иногородними и носить казацкую форму не дозволяют.
Иногородние, инородцы, мужики лапотные - эти слова я слышал с детства, на себе ощутил пренебрежительное, презрительное отношение к тем, кого так величали.
В 1907 году, когда мне исполнилось шесть лет, меня определили в училище. В первый день занятий почти всем школьникам в классе выдали карандаши, тетради, книги. Меня и еще нескольких ребят, тоже иногородних, обошли.
Со слезами вернулся я домой. Родители сами купили мне книги и тетради, но обида засела в душе. Почему ко мне относятся не так, как к другим?
Учеников-казачат водили на строевые занятия. Страсть как хотелось и мне с ними. Но меня не брали - иногородний. Учил строевой подготовке старый усатый казак, ефрейтор. Человек он был тупой, ограниченный, ученики прозвали его Халява. Он не мог отказать себе в удовольствии посмеяться надо мной и другими сыновьями бедных крестьян. Когда мы стояли на плацу в сторонке, не в силах оторваться от зрелища строевых занятий, Халява командовал:
- Разогнать мужичат!
Мгновенно возникала рукопашная схватка. Казачата пускали в ход деревянные ружья, а мы отбивались кулаками, комьями земли. Не раз я возвращался домой с разбитым носом, с подбитым глазом.
- Ничего, сынок, придет время, когда и мы их будем бить, - утешал меня отец.
Происходил отец из запорожских казаков села Березовка Прилукского уезда Полтавской губернии. Покинуть родные места его заставила нужда. Он рано потерял родителей и рос у деда, но в неурожайный год тому пришлось продать свой надел земли. В поисках лучшей жизни перекочевал на Кубань в станицу Темижбекскую и стал работать у помещика.
Из станицы отец иногда ездил в свои родные края, оттуда он привез и жену, рано осиротевшую девушку с Полтавщины. Оба стали гнуть спины на помещика Заболотнего, отец работал конюхом, а мать прислуживала в помещичьем имении, его у нас называли экономией. Трудились от зари до зари, а свою хату отец смог поставить только перед первой мировой войной. До этого семья наша снимала угол у кого-нибудь из состоятельных казаков, имевших просторные дома.
Новая наша хата была мала, а в семье росло уже девятеро детей - мал мала меньше. Когда мы собирались вместе, в хате не то что яблоку - дробинке некуда было упасть. Ели по очереди: не умещались все за столом.
- Ну и ну, - покачивал иногда лохматой головой отец - Сколько вас! Как звезд на небе.
Отец, как мне помнится, смотрел на жизнь весело, с улыбкой. А ведь жизнь его не баловала. Он из сил выбивался, чтобы как-нибудь прокормить семью. Много лет ушло, пока скопил деньжат на покупку клочка земли, а на хорошую лошадь так и не хватило, - купил по дешевке слепую кобылу. Над нею часто потешались станичники.
Отец хорошо знал грамоту, хотя и был самоучкой. Соседи нередко просили его составить какое-нибудь прошение, написать бумагу.
В редкие свободные часы отец любил читать. Книги ему давали учителя и станичный врач. Доставал их и через слуг помещика Заболотнего.
- Ох, не доведет тебя это до добра, - хмурилась мать, когда отец садился за книгу.
Батька отмалчивался, но однажды сказал в сердцах:
- Что ты охаешь? Нельзя же нам всю жизнь слепыми ходить. В 1914 году я окончил двухклассное училище. Многие мужичата мне искренне завидовали. Было нас всего пятнадцать выпускников. А жителей в станице - пятнадцать тысяч.
Когда я принес домой свидетельство об окончании училища, отец сказал:
- Вывел я тебя, сынок, в люди, давай на работу.
И я тоже пошел на поденщину.
Разный люд батрачил у помещика: бедняки-станичники, мужики. Работали в имении и босяки. Полученные деньги они пропивали либо проигрывали в карты. Но были среди батраков и политические, с волчьими билетами, находившиеся под надзором полиции. У них можно было многому поучиться.
Пришлось мне увидеть ближе помещичью семью, купавшуюся в роскоши. Встретился и с настоящими живоглотами - купцами, никого не щадившими ради барышей.
Как я был горд, когда заработал первые полтора рубля! Радовалась и мать.
В 1917 году отца забрали на войну. На меня, как на старшего, легли обязанности хозяина. Плохой я был глава семьи в свои шестнадцать лет. Лошадь пала. Хозяйство разваливалось. Пойти бы нам по миру, но, к счастью, через год отец вернулся с фронта. К тому времени в станицах стала особенно разгораться классовая борьба. Дело доходило до вооруженных столкновений между казаками и иногородними.
Помнится такой эпизод.
Сын казака Писанкова учился в Краснодаре. Когда началась революция, он вступил в красногвардейский отряд и был убит в бою с корниловцами. Писанков счел для себя позором, что сын оказался на стороне голытьбы, и даже мертвому не хотел простить прегрешений. Но его дочь поехала в Краснодар и привезла тело брата домой. Отец, увидев подводу с гробом, закрыл ворота.
Солдаты из иногородних собрались у дома Писанкова, вызвали духовой оркестр и с почестями похоронили красногвардейца. Гроб сопровождал большой вооруженный эскорт.
Станица окончательно разделилась на два лагеря. Как только вблизи Темижбекской появился корниловский отряд, сразу образовался фронт в самой станице: иногородние перебрались на левый берег Кубани, а казаки остались на правом.
Началась и у нас гражданская война.
Отец прибежал домой запыхавшись:
- Собирайтесь! Оставаться нам здесь нельзя. Убьют...
Отец испортил немало крови станичным богатеям. Они уже не раз угрожали расправиться с ним.
Вся семья уселась на телегу. Поехали к мосту через Кубань. Только переправились - мост взорвали, чтоб не пропустить белых.
Беженцев приютил 154-й Дербентский революционный полк. Он воевал геройски и вскоре отогнал белых. Можно было возвращаться домой. А мне не хотелось расставаться с красноармейцами. Старшая сестренка Нюра и ее муж Матвей Романцов тоже решили добровольцами вступить в полк. Посоветовались с отцом.
- Добро, - благословил он.
Первого мая 1918 года я стал бойцом 154-го Дербентского революционного полка. Мне только минуло семнадцать лет. Корниловцы заняли соседнюю станицу Росшеватскую. Наш полк выступил против белых, заставил их отойти. Меня отпустили домой за вещами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});