Тамеичи Хара - КОМАНДИР ЯПОНСКОГО ЭСМИНЦА

Жестокие нравы училища почти три года держали меня в состоянии то нервного стресса, то депрессии. И только на последнем курсе появился некоторый проблеск — он был связан с личностью нового начальника училища — вице-адмирала Кантаро Судзуки, которого я без натяжки считал по-настоящему великим человеком.

Через два дня после вступления в должность начальника училища адмирал Судзуки собрал совещание инструкторов и преподавателей, на котором, полыхая от гнева, строжайше запретил применять к курсантам какие-либо меры физического воздействия. «Училище должно выпускать офицеров флота, а не баранов!» — заявил он.

Адмирал Судзуки провел в училище самые радикальные реформы, значительно повысив интерес курсантов к службе и учебе. По моему мнению, он должен был появиться в Эта-Дзиме гораздо раньше. Но он был слишком большим человеком не только для училища, но и для всего императорского флота. Уйдя сравнительно рано в отставку, адмирал стал министром императорского двора, а чуть позже — в 1945-м году — премьер-министром Японии — последним главой императорского правительства.

После его ухода из училища целая плеяда адмиралов-посредственников постепенно свела к нулю все результаты реформ Судзуки.

Мое поступление в училище по времени совпало с окончанием Первой мировой войны, а 16 июня 1921 года я закончил училище сороковым из ста пятидесяти его выпускников.

В июне 1922 года мне пришлось побывать во Владивостоке. Гавань и сопки напомнили мне окрестности Нагасаки. На этом сходство с Нагасаки прекращалось. Условия, в которых жили русские, были просто ужасающими. То, что мне пришлось увидеть во Владивостоке, было в столь разительном контрасте с увиденным в других городах разных стран, что я был до глубины души потрясен и шокирован. Я понял, что самое страшное для любой нации — это проиграть войну. Конечно, и в мыслях не было, что через 23 года Японию постигнет та же печальная судьба, что и Россию. Благодарение Богу, что за войной не последовала революция.

После Владивостока мы направились в Одомари — порт на самом юге Сахалина, захваченный у России в ходе войны 1904-05 годов.

Командовал «Касугой» капитан 1-го ранга Мицумаса Ионаи, ставший вторым после адмирала Судзуки человеком, оказавшим на меня огромное влияние, хотя между ним и Судзуки не было ничего общего. Судзуки был жестким, суровым и по-военному прямым человеком. Капитан Ионаи был более мягким и менее открытым. В те годы ему было чуть за сорок. Он как бы сошел со старинной гравюры: высокий, энергичный и красивый моряк.

Мы, молодые офицеры, поначалу были очень удивлены, заметив, что в свободное время командир нисколько не тяготится нашим обществом. Как-то он предложил желающим побороться с ним. Недавно выпущенные из училища, где нас усиленно тренировали всем премудростям дзюдо, мы полагали себя великими мастерами этого вида борьбы. Однако, ни одному из нас не удалось победить командира.

Во время службы на крейсере «Касуга» мне впервые в жизни пришлось побывать на банкете, который дали в нашу честь мэр города и командир военно-морской базы, где мы встали на якорь.

В японском застолье существует так называемый обычай «сухой чашки». Суть его заключается в следующем: если вы хотите высказать кому-то симпатию и уважение, то наливаете полную чашку саке и подносите ее вашему избраннику. Тот, выражая свое уважение вам, выпивает чашку до дна, ополаскивает водой, наполняет саке и в свою очередь подносит вам. По-японски этот обычай называется «кампай».

Я наблюдал, как примерно 40-50 человек, присутствующих за столом, пили «кампай» с капитаном 1-го ранга Ионаи. Он никому не отказывал, ибо нет хуже обиды, чем отказ в «кампае». Когда большинство присутствующих уже с трудом держались на ногах, а некоторые лежали на полу, капитан Ионаи был спокоен и трезв, хотя и выпил саке больше, чем все другие, вместе взятые. Как выяснилось позднее, все оказалось очень просто — до своего назначения на крейсер Ионаи был военно-морским атташе в Москве и натренировался там не только разговаривать по-русски, но и пить водку.

К несчастью для Японии капитан 1-го ранга Ионаи сравнительно мало служил на кораблях, больше проводя времени в штабах различного уровня.

В Японии помнят эпизод, как командующий Объединенным флотом адмирал Исороку Ямамото в 1941 году, желая лично возглавить соединение для удара по Перл-Харбору, предложил передать пост командующего адмиралу Ионаи. К сожалению, Ионаи отказался, но я считаю, что он во всех отношениях на этом посту был бы не хуже, если не лучше Ямамото.

30 марта 1923 года моя служба на крейсере «Касуга» закончилась. Еще во время похода я понял, что мне нужно много учиться, чтобы стать таким же классным офицером, как капитан Ионаи. Поэтому сразу после возвращения в Японию я попросил направить меня в школу для переподготовки офицеров-специалистов. Моя просьба была удовлетворена, и с апреля по март следующего года я прошел ускоренную переподготовку в торпедно-артиллерийских классах на военно-морской базе Йокосуки.

Конец года, совпавший с окончанием теоретических занятий в классах, заставил меня снова поразмышлять о своей будущей карьере. Прохождение службы японскими морскими офицерами двадцатых годов подчинялось нескольким неукоснительным правилам. На штабную работу направлялись офицеры, обнаружившие отличные знания в училище и в офицерских классах. Затем они продолжали образование в Штабном Колледже.

К этой группе принадлежали Ямамото и Ионаи. Офицеры с более скромными показателями в учебе направлялись на линейные корабли и крейсеры. Те, что были ближе к «середнячкам», обычно направлялись на эсминцы, а сами «середнячки» почему-то всегда шли на подводные лодки, пройдя после училища краткий курс специальной подготовки. Тех, что учились совсем плохо, либо убеждали добровольно идти в авиацию, либо распределяли по вспомогательным судам.

Сейчас может показаться абсурдом, что самых нерадивых посылали в авиацию и на подводные лодки. Paзумеется, через 15 лет порядок полностью изменился: в авиацию и в подводники стали направлять лучших из лучших. Один из наиболее известных командиров японской морской авиации в годы войны вице-адмирал Такидзиро Ониси, например, провалил приемные экзамены в Штабной Колледж. Я тоже провалил эти экзамены, и таким образом «обеспечил» себе место службы на эскадренных миноносцах.

После окончания курсов я получил назначение на эсминец, но когда узнал его название, чуть не заплакал от жалости к самому себе.

Моим новым кораблем стал «Хатцюки» — устаревший миноносец низшего разряда водоизмещением 381 тонна, служивший к этому времени уже больше двадцати лет. По современным меркам его и миноносцем-то назвать было нельзя. Правда, он еще выжимал из своих машин 29 узлов — на 10 узлов больше, чем крейсер «Касуга».