Артемий Ульянов - Жрец

– Света без аппетита? – переспросил он, захихикав.

– А вот и не смешно, ни капельки, – серьезно ответила барышня, отдернув руку. Артемий уже было собрался извиниться за бестактность приятеля, но его снова опередили.

– А меня Дениска зовут! – радостно выпалил толстый неуклюжий увалень. И ловко протянул девчонке замусоленную конфету, которую собирался сменять кому-нибудь на что-нибудь во время прогулки.

– Ой, спасибочки, мне сладкое нельзя, – ответила Света, опустив глаза и спрятав руки за спину.

«Нельзя ей конфету! А у меня ведь в шкафу яблоко есть!» – осенило Тему. Это был его шанс произвести первое впечатление на даму. А ведь мама говорила, что первое впечатление – самое важное. Так ничего и не сказав, он опрометью бросился вон из игрового зала в раздевалку. Вслед ему полетело ехидное «вон как застеснялся», сдобренное дружным хихиканьем. Подбежав к шкафчику, он принялся рыться в нем, переворачивая одежку, обувь, запасные сменные тапочки, палку, сильно похожую на ружье, и прочую ерунду. И вскоре понял, что яблока среди барахла решительно не было. Зато была конфета, почти такая же, как и та, что отвергла прекрасная незнакомка из Апатитов. «Проклятье!» – выпалил он, как его любимый герой из фильма с Боярским. С досады больно ударив себя по ляжке, как это часто делал его отец, он ойкнул, потер ногу и, громко хлопнув дверцей бесполезного шкафчика, поплелся назад. Темка понимал, что его внезапное бегство наверняка произвело впечатление на девчонку, да только совсем не то, на которое он рассчитывал. «А ведь дома этих яблок – просто завались, девать некуда», – думал он, так и не представившись рыжеволосой красавице. А та уже вовсю тискала кукол в компании неразлучных Маши и Марины, не обращая на него никакого внимания.

В тот день он все же кое-как познакомился со Светой, неуклюже протянув ей руку.

– Тема? – недоверчиво переспросила она, услышав редкое по тем временам имя. – Темка… у бабушки так кота зовут. А ты чего убежал? Застеснялся?

– Вот еще, чего мне стесняться-то… – ответил он. И густо покраснел.

– Застеснялся-застеснялся, – разом подхватили Петька и Алишер, тыча в Тему пальцами. – Как маленький!

– Да ну вас, дураки, – огрызнулся он. И, усевшись на край песочницы, принялся разглядывать ботинки так, будто впервые их видел.

В тот вечер дома Тема был сам не свой, чем изрядно расстроил маму. Хмурый и нелюдимый, скорбно сидел в углу со своим плюшевым тигром и японской гончей машинкой, то и дело вздыхая. Бессмысленно глядя в телевизор на Хрюшу с Филей, все никак не мог понять, отчего же он так опростоволосился. «Вот Алишерка… ведь сразу стал обзываться! А потом играл с ней, после полдника. И Денискина конфета ей совсем не нужна была, а они ж почти подружились… Правильно папа говорит: женщины народ странный. Эх, хотел же, как лучше, – сокрушался он, пялясь в глупый мультик про Лелика и Болика. – Имя у меня, как у кота… Хотя… Может, и хорошо, вдруг она этого кота сильно-пресильно любит?» – старался найти хоть какую-то надежду Артемий. После чего твердо решил во что бы то ни стало добиться расположения принцессы. Лишь бы представился случай.

И он представился. Спустя несколько дней Любовь Алексеевна торжественно объявила своим воспитанникам, что в старшей группе детского сада номер пять пройдет утренник интернациональной дружбы. Каждый должен рассказать, какой национальности он и его родители, откуда родом, поведать о родном месте, прочитать стишок, спеть песню и все в этом духе.

– Вы меня поняли, дети? – спросила она, обведя собравшихся внимательным взглядом.

Дети робко закивали в ответ. И только неопрятный грязнуля и плакса Ваня Сиянов честно признался, что ничего не понял.

– Тааак, – протянула Любочка, – сейчас объясню наглядно. Например, Хачик Вартанян, – кивнула она на смышленого кудрявого армянского херувимчика в белоснежной рубашке, на которой красовалось пятно от ягодного компота. – Что ты знаешь про свою национальность, Хачик?

– Я армянин, – ответил тот с довольным видом.

– И папа твой, Рубен Суренович…, – подсказала Любочка, – тоже…

– Тоже армянин, – уверенно закончил Вартанян. – А мама – армянинка.

– Армянка, – поправила его воспитательница, с трудом сдерживая смех. – Значит, вы родом из Армении, так? А как называется столица Армении?

– Ереван, – вдруг выкрикнул Алишер, аж подскочив от гордости за свою эрудированность.

– Алишер, ты что, армянин? – холодно осадила его Любочка, глядя на растерянного Вартаняна.

– Нет, я узбек. А столица Армении все равно Ереван, – обиженно насупился он.

– Что ж ты вечно всех перебиваешь, выскочка? Дойдет до тебя очередь – будешь про Узбекистан рассказывать, понял?! А вот скажи нам, Хачик, какое самое вкусное национальное блюдо готовит твоя мама?

– Армянское? – почесал вороные кудри Хачик. – Самое вкусное? – закатил он глаза к потолку, перебирая семейное меню. – Котлеты с макаронами. И с подливкой…

– Ага, понятно, – вздохнула Любовь Алексеевна. – Спросишь дома у мамы, какие бывают армянские блюда, ладно? Так, кто у нас следующий расскажет про свой народ? – заскользила она взглядом по притихшей аудитории.

Желающих оказалось двое. Алишер тряс задранной вверх ладонью, рискуя упасть со стула. И белобрысый, почти бесцветный голубоглазый блондин Петр Зимаков тоже очень хотел. Чтоб снова не попасть впросак с национальными особенностями, Любочка дала слово Петьке. Вскочив, он торжествующе оглядел притихших воспитанников, подарив долгий значительный взгляд Свете Аникиной. После чего, набрав в грудь воздуха и густо покраснев, громко произнес:

– А у меня папа – грузин, между прочим!

– «Грузин», – зачарованно выдохнула самая впечатлительная часть интернациональной аудитории.

– Грузин?? – удивленным эхом отозвалась воспитательница.

– Да! – гордо подтвердил Зимаков, утвердительно кивнув белобрысой башкой. – Грузин!

– Ты уверен? – снова переспросила она, откинувшись на стуле.

– Конечно, Любовь Алексеевна! – не сдавался Петька.

– А почему это он… грузин? – забеспокоилась Любочка, поднявшись из кресла. Она, конечно же, прекрасно знала старшего Зимакова, совершенно такого же альбиноса, как и его сын.

– Почему? Да у него и папаха есть! И бурка! Черная! – выпалил Петька. – И патроны на бурке, вот здесь! – выпятив грудь, он провел рукой по воображаемому патронташу. И, увидев восхищенные глаза детсадовцев, многозначительно добавил: – И кинжал! Настоящий кинжал…

– Ну, допустим, – растерянно протянула Любовь Алексеевна.

– Клянусь! – выпалил Зимаков. – Ест он только шашлык, острый, с перцем. И вино пьет с дядей Колей, когда мама не видит. Потом лезгинку танцует! – почти выкрикнул грузинский сын. – Вот так!