Чарльз Уильямс - Аденауэр. Отец новой Германии

Ее перспективы выглядели не блестяще. Образование Иоганна-Конрада ограничивалось несколькими классами начальной школы. Кроме армейской муштры, он ничего не знал. Сюда добавлялись еще последствия ранения. Тем не менее ему удалось устроиться на должность писаря в суде и, постепенно поднимаясь по бюрократической лестнице, за тридцать лет добраться до должности начальника канцелярии кёльнского суда высшей инстанции, получив вдобавок почетный титул «канцлайрата».

Выше чиновник без университетского или какого-либо иного диплома подняться уже не мог, и сам достигнутый статус был плодом чрезвычайного усердия и самоотдачи в работе, характер которой — монотонное бумаготворчество — был таков, что не каждый мог ее выдержать. «Это был суровый человек, — писал об Аденауэре-старшем один из его современников, — не особенно симпатичный, но очень ответственный и добросовестный». В награду за добросовестность он получил в 1891 году орден Красного орла 4-го класса. По чиновничьим критериям это было не слишком много, но сотрудникам технического аппарата, к которому, по существу, принадлежал Иоганн-Конрад, и такое отличие не часто давали. В 1903 году он стал кавалером Ордена короны 3-го класса — нечто уж настолько выдающееся, что это было сочтено достойным упоминания на его надгробной плите. В общем, можно сказать, что его гражданская карьера вполне оправдала те ожидания, которые он сам с ней связывал.

Внешне Иоганн-Конрад Аденауэр выглядел как типичный прусский чиновник: строгий костюм, нафабренные усы, бородка клинышком, накрахмаленный воротник, подпирающий подбородок, плотно сжатые губы. Трудно представить себе этого человека улыбающимся. В глазах — скрытая горечь: чувствуется, что его сердце осталось в армии, а на гражданском поприще он просто тянет лямку. Судя по всему, у него было только две отдушины от рутины нелюбимой работы: его религия и его семья.

Он был истовым католиком. Каждый день в семье начинался и заканчивался молитвой. По пути домой после службы Иоганн-Конрад непременно заходил в церковь Черной Мадонны на Купферштрассе, чтобы еще раз воздать хвалу Господу. Молитва предшествовала каждому завтраку, обеду и ужину. По воскресеньям вся семья отправлялась на утреннюю мессу в церковь Святых апостолов, во второй половине дня отстаивала обедню. Разговоры дома вращались вокруг тем смертного греха, геены огненной и мук чистилища. Можно представить себе, какое воздействие это оказывало на детские души.

Иоганн-Конрад не терпел никаких уклонений от раз и навсегда заведенных правил семейного быта; он был раздражителен, порой бывали и припадки бешенства. При всем при том он был заботливым отцом и для детей оставался непререкаемым авторитетом. Конраду было тридцать лет, когда отец умер; и, пока тот был жив, сын не пропустил ни одного дня, чтобы не навестить его по пути со службы; портрет отца неизменно украшал его спальню. Была ли это сыновняя любовь или просто внушенное традициями почтение к главе семьи? Трудно сказать.

Иоганн-Конрад очень хотел, чтобы его дети получили хорошее образование и с ним те предпосылки для успешной карьеры, которых был лишен он сам. Он скопидомствовал, это верно, но ради того, чтобы дать детям возможность учиться. Помимо денег, важно было, чтобы его дети с самого начала смогли выделиться среди одноклассников своими знаниями, поэтому отец сам занимался с ними с пятилетнего возраста чтением, письмом и счетом.

Обстоятельства знакомства Иоганна-Конрада со своей будущей женой и матерью его детей, Еленой, покрыты завесой тайны. Скорее всего это случилось в 1864 году, когда его полк стоял в Кёльне. Ему тогда был тридцать один год, ей — пятнадцать. Предложение он сделал спустя семь лет, после франко-прусской войны и окончательного увольнения из армии. Судя но всему, со стороны родителей Елены возражений против брака не было, социальный статус жениха и невесты был примерно одинаков: он — судейский чиновник, она — дочь банковского служащего. Правда, родители Елены не могли дать большого приданого — факт, который Конрад Аденауэр, уже будучи канцлером, использовал для создания еще одной легенды о своем отце: якобы тот мог бы успешно продолжить свою военную карьеру, если бы не женился на бедной девушке. В его авторизованной биографии, вышедшей в 1955 году, содержится целый рассказ на тему о том, что офицеры в кайзеровской армии должны были выбирать жен с солидным приданым, а поскольку «лейтенант Аденауэр не получил бы разрешения вступить в брак с бесприданницей», именно поэтому ему и пришлось подать в отставку. Хотя Аденауэр сослался на то, что слышал эту историю от матери, скорее всего речь идет о сознательном приукрашивании сыном образа отца — показательный пример того, как свободно мемуарист может обходиться с истиной. На деле, как мы помним, обстоятельства увольнения Аденауэра-старшего из армии выглядели совсем не так.

Брак Иоганна-Конрада Аденауэра и Елены Шарфенберг не был мезальянсом ни для одной из сторон, но он не был и образцом семейной гармонии. Елене было двадцать два года, кроме родительского дома, она в жизни ничего не видела. Иоганн-Конрад был намного старше (ему было тридцать восемь лет), и жизнь его к тому времени уже здорово потрепала. Елена не была красавицей, у нее было простое лицо саксонской крестьянки — крупные черты, широкий, слегка приплюснутый нос, — но ее красили хорошая улыбка и веселый, жизнерадостный нрав. «Она всегда пела, когда что-то делала по дому», — вспоминал Аденауэр. Наверняка ей было нелегко с суровым и педантичным мужем.

Семья, как уже говорилось, снимала дом на Балдуин-штрассе. По сути, это была даже не улица, а узенький переулок в центральной части Кёльна. Под окнами было всегда шумно и грязно не только от многочисленных прохожих, но и от мусора, который жильцы, не задумываясь, выбрасывали из окон. Дом Аденауэров был трехэтажный, на улицу выходили три окна. Комнатушки маленькие — «девять-десять квадратных метров». Единственным преимуществом был маленький дворик за домом. Там росло дерево, два виноградных куста, было несколько овощных грядок и немного травы, на которой расстилали простыни для просушки. При некотором воображении это можно было принять за газон. Маленькому Конраду было выделено две грядки — одна для цветов, другая для редиски. «Первые уроки я получил от земли», — писал позднее Аденауэр.

По тогдашним масштабам дом был достаточно просторный, однако семья жила очень скученно: весь верхний этаж и большая часть второго сдавались квартирантам. В результате маленькие дети оставались в спальне родителей, а старшим приходилось даже спать в одной кровати. Елена еще и подрабатывала шитьем. За детьми не всегда удавалось уследить, старшие норой обижали младших, те оглашали дом ревом, словом, дым стоял коромыслом.