Жан Тьерио - Маргарет Тэтчер: От бакалейной лавки до палаты лордов

Итак, совершим путешествие, пройдем по ее пути, который будет представлен без прикрас. Читатель не найдет в этой книге ни пикантной элегантности мира Джеймса Айвори, ни симпатичной грубости мира Кена Лоуча[5], но будет присутствовать на зрелище триумфа воли той, у которой «упорный труд все победит», если вспомнить слова Вергилия, будет следить за историей жизни, похожей на роман, и за историей реформы, похожей на чудо.

Глава первая

КОГДА НАД АНГЛИЕЙ ЗАХОДИЛО СОЛНЦЕ

Больной человек Европы

Конец 70-х годов XX века. Перефразируя Шекспира, можно было сказать: «Неладно что-то в английском королевстве»[6].

Однако, казалось, что всё как всегда. Корона все еще блистает тысячами огоньков. При смене караула между конными статуями маршалов Уолсли и Робертса все так же, как и прежде, перед очарованными туристами при всем параде маршируют королевские гвардейцы из Гренадерского и Колдстримского полков в своих красных мундирах и медвежьих шапках. Ежегодно в июне Королевская конная гвардия салютует Ее Величеству Елизавете II во время церемонии выноса знамени. Состоящий из сыновей лучших семей королевства, Королевский конногвардейский полк, похваляющийся украшенными красными перьями гребнями шлемов и черными мундирами, проводит время в вечном соперничестве за первенство с Лейб-гвардейским конным полком, кичащимся белыми перьями на шлемах и красными мундирами. Году придают некий особый ритм великолепные церемонии: процессия лорд-мэра Лондона в мае, день рождения королевы в июне, парад лорд-мэра в октябре и Тронная речь королевы в ноябре. Раз в три года алебардщики лондонского Тауэра, облаченные в роскошную униформу времен правления династии Тюдоров, в красные камзолы с гофрированными воротниками, выходят из-за стен Тауэра, чтобы прошествовать с большой помпой и совершить действие, именующееся «отбиванием границ» (в старину на Вознесение или перед Пасхой священники обходили свои приходы и, ударяя по столбам, деревьям и заборам, как бы обозначали границы приходов. — Пер.). Впереди шествует капеллан в черной сутане и белом стихаре; все вместе они обходят вокруг крепости и бьют палкой по тридцати одному столбику, что обозначают границы крепости. Ежегодно 5 декабря в память о так называемом «пороховом заговоре»[7] торжественная процессия отправляется из Сити в Вестминстер, чтобы удостовериться в том, что подвалы парламента не заминированы. Ежедневно охранники сокровищ Короны[8], так называемые йомены, то есть лейб-гвардейцы, являющиеся стражами Тауэра, символически закрывают Тауэр в ходе особой церемонии на семь минут, и ни минутой больше или меньше. В 9 часов 53 минуты начальник стражи Тауэра покидает башню Байвард и, держа в одной руке старинный фонарь, а в другой — ключи, выходит из крепости. К нему присоединяются стражники, и вот так, шествуя вместе с эскортом, начальник стражи закрывает все ворота и двери. Венцом церемонии является диалог между ним и караульным, стоящим на посту возле Кровавой башни, всегда один и тот же: «Кто идет? — Ключи. — Какие ключи? — Ключи королевы Елизаветы. — Боже, храни королеву! — Аминь». В десять часов церемония завершается. Ключи вновь возвращаются в Королевскую башню.

Внешне общество тоже кажется неизменным. Высшие классы, аристократия и крупная буржуазия, продолжают отправлять своих сыновей в паблик скулз[9] Итона и Регби. Главной дорогой к власти, «королевской» дорогой, по-прежнему остается «Оксбридж»[10]. Студенты Оксфорда и Кембриджа ежегодно борются за первенство в ходе чрезвычайно почитаемых в Англии соревнований по гребле на Темзе, и можно смело утверждать, что эти соревнования — событие национального масштаба. Джентльмены ведут неспешные беседы в клубах, таких как «Карлтон-клаб» или «Атенеум». Мир делится на «вхожих в клубы» или «членов клубов» и всех прочих. На скачках в Аскоте или Эпсоме элегантные дамы соревнуются друг с другом, щеголяя самыми невообразимыми шляпами. Невозмутимый «Ройял-яхт-клаб» тешит зрителей ослепительным блеском Каусских регат, несмотря на мелкий моросящий дождь, туман и затянутое облаками небо. Английская сельская местность остается все тем же райским уголком между коттеджем и ровно подстриженным газоном, каким он был описан в 1909 году Валери Лабро, влюбленным, как сумасшедший, во все эти «прелестные деревушки и эти удаленные от больших дорог поселочки, куда можно попасть только после того, как откроешь и закроешь двадцать или тридцать калиток или ворот в изгородях; в эти тропинки, вьющиеся и петляющие среди цветущих изгородей, в эти поля ячменя, в это скошенное сено, которое наполняет своим ароматом всю Англию»[11]. А в кварталах Манчестера, Бирмингема и Ливерпуля, населенных простым рабочим людом, отупевшим от усталости, от пива и невежества, работяги у стойки паба или кафешки, где подают жареную рыбу с картошкой, заказывают на несколько пенсов порцию жареной камбалы или кальмаров в панировке.

Короче говоря, в общем все совершенно нормально. Перед нами вечная Англия, основанная на неравенстве и несправедливости, чрезвычайно снобистская, старая добрая Англия, в которой каждый, бедный и богатый, живет своей жизнью и проживает ее на том месте, которое было ему предопределено Провидением, ни на что и никому не жалуясь…

Однако в королевстве Виндзоров что-то испортилось, что-то стало барахлить. Начиная с 1970 года все огоньки замигали красным, а стрелки измерительных приборов будто сошли с ума. Относительный спад превратился в полный упадок. При первом же нефтяном кризисе страна открыла для себя такое явление, как стагфляция, то есть инфляция без роста производства, или застой с инфляцией. Цены росли постоянно, и скорость роста увеличивалась: в 1969 году — на 15 процентов, а в 1975-м — уже на 27 процентов. Роста же производства не было. Углублялась пропасть между торговым и платежным балансами. В 1976 году правительство Вильсона вынуждено было обратиться к Международному валютному фонду с просьбой о предоставлении займа в сумме 3,5 миллиарда фунтов стерлингов. Англию ожидало ужасное унижение, ибо МВФ согласился предоставить заем только на своих условиях, потребовав введения режима чрезвычайно жесткой экономии, то есть действуя в отношении Великобритании точно так, как действовал бы в отношении любой страны третьего мира. Правда, в 1975 году государственные расходы достигли 60 процентов от ВВП (внутреннего валового продукта), хотя при этом рост безработицы не прекратился. Впервые после окончания войны уровень безработицы в 1 миллион человек был достигнут в 1972 году, а в 1,5 миллиона — в 1976-м. Призрак Веймарской республики с ее банкнотами, превратившимися в ничего не стоящие бумажки, и с длиннющими очередями безработных, замаячил вдалеке, постепенно приближаясь. Недовольство в обществе росло, как и количество забастовок: в 1969 году из-за них были потеряны 6 миллионов рабочих дней, 24 миллиона — в 1972 году, 10 миллионов — в 1977-м. Обязательные (предварительные) вычеты в виде налогов и взносов душили экономику. Водитель лондонского такси должен был платить 83 процента налогов от выручки! В стране воцарялся беспорядок (еще не хаос, но уже беспорядок). Уже нельзя было говорить об обеспеченности энергетической безопасности страны. В 1972 году крупная забастовка шахтеров вынудила Эдварда Хита, премьер-министра от партии консерваторов, ввести трехдневную рабочую неделю. На улицах громоздились кучи мусора… И правительство в конце концов сдалось. События в Ирландии отравляли политический климат. После «кровавого воскресенья» в Лондондерри в 1972 году волна насилия перелилась через край и захлестнула саму Англию. В 1979 году двоюродный брат самой королевы, лорд Маунтбеттен, был убит ирландскими экстремистами из ИРА. Англия шла к упадку. Гарри Кроссленд, депутат, близкий к лейбористскому правительству, вынужден был в 1976 году сделать вызывающее жалость признание: «Все, что мы можем сделать, так это нажимать на все кнопки, не зная, существует ли та, при нажатии на которую будет достигнут желанный эффект».