Эрнст Удет - Жизнь летчика

С началом войны с Советским Союзом и ростом потерь, ошибки, допущенные ведомством Удета, становятся очевидными. Теперь даже правильные, как об этом можно судить в ретроспективе, предложения Удета не получают должной поддержки. Ему не удалось повлиять на решение Гитлера, принятое в ходе подготовки к плану Барбаросса о снижении приоритета Люфтваффе в получении финансовых и сырьевых ресурсов. Мало внимания было уделено идеям Удета о срочном создании мощной истребительной авиации ПВО, способной остановить воздушные бомбардировки Германии. Никто не слушает его предостережений о необходимости сохранить хорошие отношения с США и не допустить их присоединения к антигитлеровской коалиции.

Геринг, в гораздо большей степени доверяющий теперь административным талантам Мильха, 20 июня 1941 года сделал этого главного соперника Удета ответственным за исправление допущенных ошибок в технической политике и возложил на него же задачу в течении полугода увеличить выпуск боевых самолетов в четыре раза. Тем не менее, не желая обидеть Удета, своего старого боевого товарища, он отказался от ограничения его полномочий, и не стал искать для него другой, более подходящей должности, что, возможно, сохранило бы Германии жизнь одного из ее наиболее известных летчиков.

Самолюбие Удета болезненно ущемлено, любезные приглашения Геринга поохотиться больше ни в чем не убеждают, а пошатнувшееся здоровье не могут уже поправить ни сильнодействующие лекарственные препараты, ни длительное пребывание в санаториях. Авиапромышленник Фриц Зибель, старый друг Удета, описывал его в те дни как «смертельно усталого, апатичного человека, страдающего от кровотечений, головокружения и сильных болей в ушах, с которыми так и не смог справится ни один доктор».

Утром 17 ноября 1941 года Удет переоделся в полную генеральскую форму, позвонил своей любовнице Инге Блейль и сказал торопливо, что не может больше выдержать унижений и решил покончить жизнь самоубийством, после чего та, оцепенев от ужаса, услышала в телефонной трубке звук пистолетного выстрела. Одна из предсмертных записок, оставленных Удетом, была адресована лично Герингу и обвиняла «Железного человека» в предательстве их старой дружбы, начавшейся в 1918 году. В официальном правительственном сообщении было объявлено, что Удет погиб при испытаниях новой техники. Для того, чтобы пресечь распространение слухов о самоубийстве. его похоронили в закрытом гробу.

Смерть Удета стала косвенной причиной еще одной невосполнимой потери для Люфтваффе. Вернер Мельдерс, выдающийся немецкий ас, одерживавший победы в Испании, Франции, России и первым преодолевший рубеж 100 сбитых самолетов, получив сообщение о смерти Удета, срочно отправился в Берлин на похороны, но в условиях плохой видимости транспортный Хе-111, на котором он летел пассажиром, при заходе на посадку в Бреслау задел крылом за фабричную трубу и разбился вместе со всеми, кто находился на борту.

Е.М. Ковалев

Полет над вражеской территорией

Не успел я войти в комнату, как услышал слова Ниехауса: «Удет, ступайте и доложите о своем прибытии лейтенанту Юстиниусу. Он уже дважды за вами посылал.»

Я поправил фуражку так, чтобы кокарда находилась точно над переносицей и направился по дороге, идущей вдоль шеренги серых бараков. Курсанты-летчики, возвращавшиеся с утреннего марш-броска, с бряцанием и лязганьем промаршировали мимо меня, неся полевые ранцы и карабины.

Что могло понадобиться от меня Юстиниусу? Может быть он выяснил наконец, кто облил бензином хвост собаки, принадлежащей нашему капитану? Стал бы он вообще беспокоиться об этом? Кроме того, вряд ли он находится здесь, в Дармштадте, только для того, чтобы устраивать нагоняй пилотам. Прежде у него не было обыкновения вмешиваться во внутренние дела резервистской летной части.

Я постучал в узкую дверь, на которой была прикреплена маленькая белая карточка: «Л-т. Юстиниус» и вошел.

Юстиниус, в форменной рубашке, лежал на своей койке. Его китель был повешен на спинку кресла, в петлице была прикреплена бросающаяся в глаза ленточка Железного Креста. За открытым настеж окном разгорался погожий летний денек.

Я встал по стойке смирно.

«Садитесь, Удет», сказал Юстиниус, ногой столкнув со стула на пол пачку газет.

Я присел и уставился на него в ожидании.

«Сколько Вам лет?», начал он без предисловий.

«Девятнадцать, герр лейтенант».

«Хм», проворчал он, «слишком молод.»

«Но скоро мне исполнится двадцать», добавил я быстро, «в апреле следующего года.»

От смеха у его глаз собрались морщинки. «Ну что ж, тогда вам лучше с этим поторопиться», сказал он. «А как вы начали летать?»

Я начал понимать, зачем он меня позвал.

«Когда мне должно было исполнится пятнадцать, я был отчислен из мотоциклетной части, к которой был приписан в качестве добровольца», ответил я нетерпеливо, «и немедленно подал рапорт о переводе в резервистскую летную часть. Но они отказались меня взять.»

«Почему?»

«Потому что я был тогда еще молод», признал я неохотно.

Юстиниус снова засмеялся. «И что было потом?»

«После этого я получил подготовку в качестве частного пилота на заводе Отто в Мюнхене.»

«За свой счет?»

«Мой отец заплатил две тысячи марок и отделал ванную комнату для господина Отто.»

Я хотел продолжить, но Юстиниус прервал меня, взмахнув рукой. Он поднялся, и долго разглядывал меня своими жесткими голубыми глазами. «Хотите летать со мной пилотом?», спросил он.

Хотя я уже ждал, что он именно так и скажет, я все равно покраснел. От радости. Потому что Юстиниус – отличный парень. «Чертов сердитый пес», говорили о нем курсанты.

«Конечно, герр лейтенант», взревел я против всех правил. Он кивнул мне дружески.

«Хорошо».

Я встал и направился к двери. Не успел я дойти до нее, как он вернул меня. «Этим вечером свободны?» Когда я ответил, что да, он сказал, "Тогда нам нужно отпраздновать наше «'бракосочетание», Эмиль.

"Да, господин лейтенант, Франц.

Говоря с ним, я рискнул ответить именно так. На языке пилотов имя «Эмиль» по традиции носили все пилоты, а имя «Франц» – наблюдатели. Но я еще не осмеливался назвать его просто «Франц».

К утру мы вернулись. Я просрочил свою увольнительную и Юстиниус набросил свой офицерский плащ мне на плечи, чтобы я смог пройти мимо часовых.

На следующий день, во время тренировочных полетов над Гриесхаймской равниной мы с моим курсантом чуть было не разбились. Перебирая в памяти разговоры прошлой ночи я забыл вовремя постучать по его летному шлему. Этот парень, высокий, толстый торговец деликатесами всегда слишком торопился выравнивать самолет при посадке. Я должен был подавать ему команды с помощью прогулочного стека. На этот раз он получил от меня сигнал в самый последний момент.