Альфред Штекли - Галилей

Из Пизы синьор Винченцо уезжал в дурном настроении. Слава богу, конечно, что сын не пустился в разгул. Но неужели он так и не увидит его преуспевающим врачом?

Представления о мире в ту пору покоились не на сказке о трех китах, а на хорошо разработанной и целостной системе взглядов. Эта система опиралась на учение о вселенной Аристотеля, очищенного от языческой скверны, на авторитет Птолемея, выдающегося астронома древности, и на суждения богословов, умело толкующих библейские тексты и творения отцов церкви.

Мир был устроен разумно и понятно. В центре находилась недвижимая Земля. Каждое утро всходило Солнце и начинало свой путь по небу. Звезды, как было давно замечено, отличались не только величиной. Ночью было видно течение звезд, они двигались с востока на запад, оставаясь неподвижными по отношению друг к другу, словно все были прикреплены к вращающемуся вокруг Земли небесному куполу — восьмому небу. И лишь семь светил — Луна, Меркурий, Венера, Солнце, Марс, Юпитер и Сатурн постоянно меняли свое положение, блуждая по небу. В отличие от звезд «неподвижных», или «фиксированных», двигавшихся только вместе с восьмой сферой, эти звезды так и назвали «блуждающими», то есть «планетами».

Достаточно было положиться на собственный опыт, чтобы признать, что ты ходишь по твердой и неподвижной Земле. Здравый смысл и показания чувств были единодушны. По небу движется Солнце! Истина эта была очевидной, и, чтобы убедиться в ней, не надо было корпеть над трактатами. Правда, кое-кто знал о существовании книги некоего Коперника. Тот доказывал, будто Солнце стоит на месте, а Земля и все планеты движутся вокруг него. Астрономы иногда уверяли, что это учение облегчает расчеты и позволяет лучше понять небесные явления. Вот уж чудаки, витающие в мире отвлеченных умозрений, — их не смущает даже то, что мысль о движении Земли противоречит человеческому опыту!

В высших школах, ссылаясь на авторитет Аристотеля и его комментаторов, учили, что Земля, покоящаяся в центре вселенной, окружена хрустальными сферами — прозрачными, полыми шарами, движущимися один в другом. Планеты не птицы, они не летают по небу, они укреплены на этих сферах и вращаются вместе с ними. Движет небесными сферами в конечном итоге сам бог. Творец, создавший для человека вселенную, действовал, как полагали, по хорошо продуманному плану. Замысел всевышнего был, разумеется, образцом целесообразности. Раз мир был сотворен ради людей, то все созданное служит той же цели. Злаки существуют для пропитания человека, певчие птицы — чтобы услаждать его слух, цветы — радовать взор, Солнце — чтобы светить ему днем, звезды — ночью.

Учение о вселенной, излагаемое с университетских кафедр, было самым тесным образом связано с учением Аристотеля о движении.

Каждое тело в зависимости от своей природы устремляется к своему «естественному месту». Весь «подлунный мир», учил Аристотель, состоит из четырех стихий или элементов: из земли, воды, воздуха и огня. Земля и вода, как «тяжелые стихии», движутся «по природе своей» к центру мира, то есть к центру Земли; воздух же и огонь, как стихии «легкие», устремляются от центра мира к периферии. Когда тело находится в своем «естественном месте», то пребывает в покое. Если же оно в нем не находится, то стремится к нему. Это движение тела к «естественному месту» есть движение естественное, движение «по природе». Если же тело не перемещается к своему «естественному месту» — например, тяжелое тело, будучи брошено вверх, удаляется от своего «естественного места», центра Земли, — то такое движение называется насильственным.

Повторяемость небесных явлений заставляла думать, что это вызвано особыми свойствами небесной материи. Следовательно, «эфиру», «пятой стихии» или «пятой сущности», присуще в отличие от четырех земных стихий одно и то же неизменное движение. Если в «подлунном мире» все состоит из земных стихий и подвержено постоянным изменениям, то небо, напротив, нетленно и неизменно. Молодой Галилей внимательно изучал «Физику» Аристотеля и его книги «О небе».

Галилей счастлив: в сочинениях Архимеда он нашел тот метод постижения мира, который ему всего ближе. Физика должна говорить на языке математики! Галилей полагает, что никто не превзошел Архимеда и вряд ли какой-либо ученый вправе надеяться совершить открытия, сравнимые с Архимедовыми. В основу изучения мира должно быть положено не толкование текстов, а наблюдения, измерения, опыты.

Однажды в Пизанском соборе он наблюдал, как качается люстра. Он обратил внимание на одинаковую длительность этих движений: размахи постепенно становились слабее, но время, уходившее на каждое колебание, оставалось неизменным. Галилей проверил это, сравнивая с биением собственного пульса. Раз колебания маятника обладают изохронностью, то их можно применить для измерения времени!

Чем больше Галилей занимался математикой, тем ненавистней становилась медицина. Он убеждал отца, что математика даст ему возможность зарабатывать на жизнь. Тот, вероятно, остался бы глух к словам сына, если бы не одно обстоятельство. При Пизанском университете существовала коллегия, где сорок студентов жили на полном обеспечении великого герцога. Винченцо надеялся, что сына примут в их число. Но ему отказали. Тогда он скрепя сердце согласился, чтобы Галилео прекратил изучение медицины и, не кончив университет, вернулся во Флоренцию. Там он начал давать частные уроки математики.

Остальное время Галилео сидел над математическими сочинениями и книгами по философии. Его очень интересовали вопросы, связанные со строением вселенной.

Мысль о движении Земли была сама по себе не новой. Это подчеркивали и на лекциях. В древности подобному пониманию мира учили пифагорейцы. Несостоятельность их доказал Аристотель. Однако это не остановило Коперника, Он написал свою книгу, чтобы обосновать движение Земли.

Обосновать? Люди, читавшие Коперниково сочинение, выливают на Галилея ушат холодной воды: польский астроном, мол, и не думал ни о чем подобном — мысль о движении Земли лишь удобная для расчетов математическая фикция. И об этом в предисловии к своей книге писал сам Коперник.

Николай Коперник, мыслитель, которому суждено было дать толчок одному из величайших переворотов в мировоззрении людей, умер так же незаметно, как и жил. Скромный каноник вармийской епархии скончался в городке Фромборке, на берегу Балтики, в отдаленнейшем, как он говорил, уголке земли. Даже ученые, пользовавшиеся плодами его редкостного гения, долгое время не знали о его кончине.

Во Фромборке вскоре после смерти Коперника говорили, что он умер в тот самый день, когда увидел первый экземпляр своей только что вышедшей книги. Простая случайность? Совпадение? Но ведь это легко понять: труд Коперника был делом всей его жизни. Не удивительно, что старик ученый, прикованный к постели недугом, не вынес столь огромной радости.