Максим Ларсонс - На советской службе (Записки спеца)

Хотя я знал, что моя точка зрения на войну была диаметрально противоположна настроению студенческой массы, и хотя я не сомневался в том, что эта толпа, ныне стоящая на коленях, в один из роковых дней прозреет от своего ослепления и вместо того, чтобы стоять на коленях, занесет грозный кулак против того же Зимнего Дворца, несмотря на все это я должен был делать усилия над собою, чтобы не влиться в эту массу и не упасть на колени вместе с ней.

Как все в моем положении, я и в моем предприятии волей неволей работал на войну, на истребление народов, на уничтожение людей во цвете лет, вовлеченных в борьбу ради чуждых им и узких интересов. Чем дольше тянулась война, чем более она расширялась и чем больше новых стран она вовлекала в катастрофу, чем глубже голод и нужда охватывали широкие слои населения, тем более крепло во мне убеждение, что русский царизм, который нес на себе большую часть вины в этом страшном несчастьи народов, должен погибнуть от последствий этой самой войны. Но, ожидая эту гибель, я в то же время не менее опасался и военной победы императорской Германии.

Если в этой войне был хоть какой-нибудь смысл, если многие миллионы человеческих жизней не должны были напрасно погибнуть, то это могло случиться только при условии, что результатом войны явилось общее сближение народов и понимание ими общности их интересов. И это должно было неизбежно сопровождаться низвержением и крушением как царизма, так и германского монархизма. Чем больше длилась война, тем яснее становилось для всякого разумного человека, что в этой войне не будет победителей, а будут только побежденные.

Между тем в России все грознее сгущались тучи. Первоначальное увлечение войной скоро угасло и уже вначале 1916 года начались голод и нужда в самых необходимых жизненных припасах, в особенности в крупных городах.

Роковое влияние, которое сибирский мужик, «святой дьявол», Григорий Распутин возымел на императора Николая II и императрицу Александру Феодоровну, а через то и на судьбы России, возрастало все более. Распутин жил в Петербурге и всюду рассказывалось о его пьянстве, бесстыдных оргиях, взяточничестве и о его власти над царем. Распутин низлагал и назначал министров и архиепископов и сажал свои креатуры на самые важные административные посты. Такое положение не могло длиться и Распутин в середине декабря 1916 года был застрелен во дворце князя Юсупова в Петербурге князем Феликсом Юсуповым и правым членом Думы Пуришкевичем. Труп его был брошен в Неву.

Смерть Распутина произвела на население, в особенности столичное, глубокое впечатление. Императрица была тогда очень непопулярна в России. Указывалось постоянно на то, что она германская принцесса и ей не прощалось, что она, по народной молве, отдала Россию в руки Распутина. Ее сравнивали с Екатериной II, также германской принцессой, и иронизировали, что она имела много общего с великой Екатериной, за исключением ее великого ума.

Общее возбуждение овладело умами. Известия с фронта были плохи и лишь слабо приукрашивались официальными военными сводками. Нужда в жизненных припасах все более обострялась и все длиннее становились хвосты и очереди перед хлебными и мясными лавками. В середине февраля 1917 года начались рабочие беспорядки в Петербурге. 23-го февраля старого стиля возбуждение было уже столь велико, что Петербургская биржа была закрыта. Военные патрули разъезжали по улицам. Невский проспект во многих местах был во всю ширину загражден жандармами. Уже было очевидно и никто не сомневался в том, что произойдут кровавые события.

28 февраля ст. ст. (12 марта н. ст.) революция действительно вспыхнула. Был ясный солнечный зимний день. Далеко над замерзшею и покрытой снегом поверхностью Невы виднелось зарево подожженного Окружного Суда, громадного здания, стоявшего на берегу Невы. В Таврическом Дворце собрались председатель и другие видные члены Думы и обсуждали совместно с «Советом рабочих депутатов» — состоявшим из специально избранных представителей профессиональных союзов и других партийных и профессиональных организаций — вопрос об образовании нового правительства. Тысячи народа собирались ежедневно около Таврического Дворца и оглашали воздух восторженными кликами в честь представителей нового правительства. Через короткие промежутки из Дворца появлялись то члены Совета рабочих депутатов, то члены Думы и обращались с краткими речами к собравшемуся народу. Восемь дней Петербург был без газет. Лишь скудные сообщения расклеивались ежедневно на столбах.

После того как Россия низвергла царское правительство и образовалось Временное Правительство, общественно-политическая жизнь пробудилась в стране в невиданных до тех пор размерах.

Инженер П. И. Пальчинский[3], член правления Акционерного Общества Лысьвенского Горного Округа (так наз. Шуваловского Общества) — директором торгового отдела коего я тогда состоял — был назначен товарищем министра торговли и промышленности. Некоторые из моих друзей заняли должности на новой государственной службе, а я сам посвятил себя вопросам городского хозяйства.

В марте 1917 года я быль избран в качестве гласного в Адмиралтейскую Думу г. Петрограда. В июне 1917 года я, в качестве представителя Адмиралтейской Думы, стал гласным Центральной Петроградской Городской Думы, а в ноябре 1917 года, когда вспыхнула большевистская революция, был председателем Адмиралтейской Думы. В районе моей Думы находились Зимний Дворец, многие другие дворцы, картинные галереи и музеи Петрограда.

25 октября (7 ноября) 1917 года началась осада большевистскими полками Зимнего Дворца, в котором укрылось Временное Правительство.

Временное Правительство погибло главным образом потому, что оно не обратило своевременно должного внимания на желание армии и народа кончить с войной во что бы то ни стало и какой угодно ценою. Напротив, некоторые члены Временного Правительства настаивали на безусловном продолжении войны до «победного» конца. Армия устала от войны, она не хотела и слышать о войне. Поэтому пропаганда большевиков, обещавших немедленное и безусловное окончание войны, нашла в армии живой отклик. Воодушевленная этой мыслью, армия поднялась против Временного Правительства и низвергла его, не встретив почти никакого сопротивления. В междуцарствии, наступившем после большевистской ноябрьской революции, т. е. в дни приблизительно с 7 по 17 ноября, городская власть в Петрограде всецело находилась в руках «Центрального Комитета Общественной Безопасности», состоявшего из гласных Думы и имевшего свое местопребывание в здании Петроградской Центральной Думы. В качестве предстателя Адмиралтейской Думы я одновременно состоял и членом этого Центрального Комитета. Так как Временное Правительство было низвергнуто, а министры были частью арестованы, частью спаслись бегством, то этот Центральный Комитет был единственным органом в Петрограде, который во время переходных дней совещался с новым правительством, защищал нужды городского населения, продолжал самые необходимые работы и заботился об общественном порядке и спокойствии. Городская Дума в Петрограде, как и вообще все городские думы, были для нового правительства бельмом на глазу. Уже в ноябре 1917 года новое правительство начало преследования городских дум и продолжало таковые до начала 1918 года, когда петроградская Центральная Дума и районные думы были окончательно «ликвидированы».