Стейси Шифф - Клеопатра

В Риме считали греков лживыми и развратными. Македонянка Клеопатра тем более была под подозрением, ведь ее соплеменникам молва приписывала «особую склонность к изощренному обману». Римляне, сколько бы они ни отпирались, были падки на экзотику и эротику; а Клеопатра была истинной дочерью мистического Востока, плоть от плоти его загадочной, пропитанной чувственностью земли, столь же прихотливой и непредсказуемой, как приливы Нила. Повстречав ее, мужчины теряли головы и напрочь забывали о долге. Царица осталась загадкой даже для Плутарха, оставившего нам жизнеописание Марка Антония. Историк девятнадцатого века простодушно утверждает, что на момент встречи с Цезарем она была «легкомысленной девицей шестнадцати лет от роду» (хотя на самом деле Клеопатре исполнился двадцать один год, и ее можно было назвать вполне взрослой женщиной). Дурная слава Востока основательно испортила репутацию царицы, но она ведь и вправду родилась в этом пряном краю интриг и сладострастия. Недаром Цезарь вошел в историю, а Клеопатра стала легендой.

Поиски правды существенно затрудняет и то, что римские биографы Клеопатры сами не слишком глубоко знали историю. Это хорошо видно из их произведений. Все мы, подобно Марку Твену в переполненном туристами Ватикане, порой предпочитаем копии оригиналам. Античные авторы не исключение. Они охотно пересказывали старые предания и приписывали Клеопатре чужие грехи. В те времена в исторических сочинениях ценили размах, а вовсе не точность. В античных текстах злодеи вечно носят вульгарный лиловый цвет, обожают лакомиться жареными павлинами, умащают тела драгоценными мазями и плавят жемчуг. Если вы развратная и жадная до власти египетская царица или жестокий пират, вам сам бог велел выбирать экстравагантные аксессуары. Богатство и беззакония шли рука об руку; негодяи наряжались в золото и пурпур. Так история превращалась в миф, а люди в богов. Клеопатра принадлежала к тому миру, в котором можно было услышать лиру Орфея и увидеть яйцо, из которого явилась на свет Елена Троянская (это случилось в Спарте).

История пишется не только грядущими поколениями, но и для грядущих поколений. Самые надежные из наших источников никогда не видели Клеопатру. Плутарх родился через семьдесят шесть лет после ее смерти (он был современником Матфея, Марка, Луки и Иоанна). Аппиана от его героини отделяло почти столетие, а Диона — около двух. История царицы отличается от большинства подобных историй тем, что у каждого из мужчин, которые брались ее рассказать, были причины исказить факты. Отношения Клеопатры с Марком Антонием были самыми долгими, а с его соперником Августом — самыми драматическими. Август погубил Антония и Клеопатру. А чтобы возвыситься в глазах римского народа, придумал скандальную версию о коварной, алчной и кровожадной египетской правительнице, помешанной на власти. Победитель намеренно наделил царицу немыслимыми гипертрофированными чертами, чтобы возвысить собственную победу и заодно оттеснить на второй план истинного врага — бывшего шурина. В результате получилось нечто вроде жизнеописания Наполеона, составленного британцами, или истории Америки в изложении председателя Мао.

Исторические свидетельства о Клеопатре не только тенденциозны, но и весьма скудны. В Александрийской библиотеке не уцелело ни одного папируса. А от самого города сохранились только подземелья. До нас дошло всего одно слово, начертанное рукой царицы: в тридцать третьем году до нашей эры она начертала на собственном указе «гинесто», что по-гречески означает «да будет так»). Классические авторы зачастую пренебрегали не только фактами, но и логикой, их писания противоречат одно другому. Аппиан небрежно обращается с деталями, Иосиф Флавий безнадежен в том, что касается хронологии. Для Диона красота слога важнее истины. Обилие лакун в их текстах выглядит подозрительно: поневоле задумаешься о заговоре молчания. Как же получилось, что никто из них не оставил полного и правдоподобного описания Клеопатры? Письма Цицерона, относящиеся к первым месяцам сорок четвертого года до нашей эры — когда Цезарь привез Клеопатру в Рим — так и не были опубликованы. Греческая историография стыдливо обходит этот период окольными путями. Можно ли ей верить, непонятно. Аппиан посвятил Клеопатре и Цезарю немало страниц в своей четырехтомной истории Египта, но она до нас не дошла. Сочинение Тита Ливия кончается за столетие до рождения царицы. Плутарх упоминает ее вскользь. Даже Лукан, будто нарочно, чтобы нас позлить, прервал свою поэму, бросив Цезаря на произвол судьбы во дворце Клеопатры в самом начале Александрийской войны. Там, где слабеет власть факта, утверждается миф.

Чтобы восполнить пробелы, приходится полагаться на собственное воображение. Тогда государственные дела уходят на второй план, уступая место любовным. Наша героиня была сильной женщиной, отлично разбиравшейся в политике, дипломатии и государственных делах; говорила на восьми языках; обладала непревзойденным красноречием и выдающейся харизмой. Идеальный образ, над которым на славу потрудилась не только римская пропаганда, но и голливудские режиссеры. С их легкой руки Клеопатра превратилась в бренд, сделалась символом женской сексуальности, неподвластной времени. Ее история была написана врагами, а красота воспета на вражеском наречии. Память о ней сохранилась исключительно благодаря латинским памятникам. Литераторы последующих эпох не отставали от предшественников. Джордж Бернард Шоу написал «Цезаря и Клеопатру», полагаясь по большей части на собственное воображение. Многие историки во всем полагались на Шекспира, и это вполне естественно, но никому ведь не приходит в голову утверждать, что Джордж Скотт в роли генерала Паттона и есть сам Паттон.

Чтобы увидеть Клеопатру такой, какой она была на самом деле, нужно очистить ее образ от мифов, сплетен и пропагандистских клише. Перед нами история гречанки, пересказанная выдающимися римлянами. Исторические методы здесь не помогут. Античные авторы не имели привычки называть свои источники. Они в основном полагались на собственную память. По нынешним меркам их можно было бы счесть полемистами, апологетами, моралистами, публицистами, рассказчиками, компиляторами, болтунами. Но своего историка, настоящего историка Египет так и не дождался. Ни одного из них нельзя воспринимать буквально. Что ж, с источниками нам не повезло, но других у нас нет. Современные ученые до сих пор спорят относительно очень многих обстоятельств жизни Клеопатры: неизвестно, кем была ее мать, сколько она прожила в Риме, сколько раз была беременна, женился ли на ней Антоний, чем кончилась битва, решившая ее судьбу, и как она умерла[1]. Читая древних авторов, приходится иметь в виду, кто из них прежде был библиотекарем, а кто придворным, кто интересовался Египтом, кто терпеть его не мог, а кто там родился, у кого были проблемы с женщинами, кто хотел повлиять на политику Рима, кто старался быть объективным, угодить своему императору, отточить свои гекзаметры (Лукану особой веры нет. Он начал писать раньше всех, задолго до Плутарха, Аппиана и Диона. К тому же он был поэтом и обожал эффектные ходы). Даже если источники не тенденциозны и не слишком запутаны, в них полно преувеличений. В древности история без прикрас никого не интересовала. Весь смысл был в том, чтобы удивить читателя. Я не ставила перед собой задачи восполнить пробелы, хотя в некоторых случаях это могло бы получиться. То, что кажется вполне вероятным, пусть остается вполне вероятным. А противоречия пусть остаются противоречиями. Царица действительно убила своих братьев, однако Ирод убил собственных детей (а потом жаловался, что он «самый несчастный из отцов»). И, как напоминает Плутарх, такие поступки были не столь уж необычны для тогдашних правителей. Вовсе не факт, что Клеопатра была красавицей, но блеск ее двора — и дворца — произвел на римлян ошеломляющее впечатление. Одни и те же вещи воспринимались по-разному по разные стороны Средиземного моря. Последние исследования о положении женщин в античной Греции и эллинистическом Египте позволяют судить об этом со всей полнотой. Для меня важнее всего было сорвать покров мелодрамы с последних дней жизни моей героини, говоря о которых даже серьезные исследователи скатываются на уровень сценаристов мыльных опер. На самом деле то была истинная драма. Клеопатра жила в эпоху мощных, выдающихся личностей. Подлинно великие актеры покидают сцену внезапно. А за спиной у них рушится мир.