Константин Симонов - Пять страниц

Чтоб вдвоем докопаться до самых забытых углов, Чтобы всякую мелочь припомнить хотя бы однажды, Нам на первых порах ни часов не хватало, ни слов.

Но потом нам хватило и слов, и часов, и рассудка, Чтоб свои треволненья ввести понемногу в русло. Было дела по горло. Не виделись часто по суткам, С головой уходя я в свое, ты в свое ремесло.

Мы учились делить только то, что сегодня и завтра, Разговаривать нынче о том, что случилось вчера. Это стало спокойным, привычным, как утренний завтрак. Даже время на это отведено было с утра.

Мы друг другу за все благодарными были когда-то. Все казалось находкою, все не терпелось дарить. Но исчезли находки, дары приурочены к датам, Все и нужно и должно, и не за что благодарить.

Куча мелких привычек нам будние дни отравляла. Как я ел, как я пил все заранее знать ты могла; Как я в двери входил, как пиджак на себе оправлял п. Как садился за стол, как вставал я из-за стола.

Все вдвоем да вдвоем. Уж привычными смотрим глазами И случайных гостей принимаем все с меньшим трудом. Через год, через два мы уже приглашаем их сами, И друзья, зачастив, не стесняясь заходят в наш дом.

В шумных спорах о вечности весело время теряем, Стол газетой накрыв, жидкий чай по-студенчески пьем. Но, оставшись одни, в эти дни мы еще повторяем: "С ними было отлично. А все-таки лучше вдвоем".

Если лучше вдвоем это значит, еще не насмарку, Это значит, что ладим, что все еще вместе скрипим... Помню день, когда поняли: словно почтовая марка, Наша общая жизнь была проштемпелевана им.

Как на грех, выходной. Целый день толковали о разном. И, надувшись, засели в углах. Я в одном. Ты в другом. Мы столкнулись в тот день с чем-то скучным, большим, безобразным, Нам впервые тогда показалось, что пусто кругом.

Говорить не хотелось, довольно уже объяснялись. Спать и рано, и лень застилать на диване кровать. И тогда, как по сговору, сразу мы оба поднялись И пошли к телефону: кого-нибудь в гости зазвать.

Вот и гости пришли. Мы особенно шумно галдели, Нашу утлую мебель в два счета поставив вверх дном, Мы старались шуметь, чтоб не думать о собственном деле, Мы старались не думать и думали все об одном:

Что впервые в гостях мы себе облегченья искали, Что своими руками мы счастье свое отдаем. Чем тоскливее было, тем дольше гостей не пускали. Наконец отпустили я снова остались вдвоем...

Много раз нам потом хорошо еще вместе бывало. Мы работали рядом и были довольны судьбой, Но я помнил всегда, да едва ли и ты забывала, Что однажды вдвоем показалось нам плохо с тобой.

Мы, почувствовав это, глядели глазами сухими, Понимали, что вряд ли от памяти мы убежим. Там начало конца, где, желая остаться глухими, В первый раз свое горе заткнули мы криком чужим.

Четвертая страница Помнишь узкую комнату с насмерть продрогшей стеною, С раскладною кроватью, со скрипом расшатанных рам? Ты все реже и реже в нее приезжала со мною, Иногда перед сном и почти никогда по утрам.

Ты ее не любила за грязные чашки и склянки И за то, что она не тепла, не светла, не бела. За косое окно, за холодную печку-времянку И за то, что времянкой вся комната эта была.

Я тогда обижался. На время забросив работу, Я повесил ковер. Я разбитое вставил стекло. Я вколачивал гвозди. С мужской неуклюжей заботой Я пытался наладить в ней женский уют и тепло.

Было все ни к чему. Стало холода меньше и ветра, Но остался все тот же бивачный невыжитый дух. Может, просто нам тесно? Но семь с половиною метров, Если все хорошо, разве этого мало для двух?

Мы щенятами были. Немало пришлось нам побиться, Чтоб понять, что причиной не комната и не кровать, Чтоб понять наконец: как недолго и просто влюбиться И как сложно с тобой с глазу на глаз нам век вековать.

Сколько в этой каморке с тобой мы зубрили зачетов. Керосинку внеся, согревались непрочным теплом. Сколько ты исправляла моих чертежей и расчетов, Терпеливо азы повторяла со мной за столом.

Я недавно там был, там при скором отъезде забыто Много разных вещей, там халат твой домашний висит, Два кривых костыля в капитальную стену забиты, И на них запыленная длинная рама косит.

Так жива эта память, что нам вспоминать даже рано: Было туго с деньгами, неважное было житье, На рожденье мое, отыскав эту старую раму, Вставив снимки свои, ты на память дала мне ее.

Двадцать снимков твоих. По годам я тебя разбираю: Вот двухлетний голыш, вот девчонка с косичкой смешной, Вот серьезный подросток,

и около правого краю Ты такая, какой в первый раз увидалась со мной.

Как я мог позабыть твои карточки в комнате этой? Все висят здесь по-прежнему, так, словно ты не ушла. Там начало конца, где, на прежние глядя портреты, В них находят тепло, а в себе не находят тепла.

Пятая страница Ну, расстались с тобой и сидели бы, кажется, молча. Понимали бы трезво, что жизнь еще вся впереди. Отчего же пишу я с такой нескрываемой желчью, Словно я не забыл, словно крикнуть хочу: погоди!

Погоди уходить! Что я, проклятый, что ль, в одиночку Наши беды считать! В сотый раз повторять: "Почему?" Приезжай, посидим, погрустим еще целую ночку. Раз уж надо грустить, мне обидно грустить одному.

Если любишь, готовься удар принимать за ударом, После долгого счастья остаться на месте пустом; Все романы обычно на свадьбах кончают недаром, Потому что не знают, что делать с героем потом.

Отчего мне так грустно? Да разве мне жизнь надоела? Разве птицы не щелкают, не зеленеет трава? Разве, взявшись сейчас за свое непочатое дело, Я всего не забуду, опять засучив рукава?

Да и ты ведь такая, ты тоже ведь плакать не будешь, Только старый будильник приучишься ставить на семь. Станешь вдвое работать... Решивши забыть - позабудешь, Позабывши - не вспомнишь, не вспомнив - забудешь совсем.

Все последнее время мне вдоволь тоски приносило, Но за многие годы не помню ни часа, ни дня, Чтобы слышал в руках я такую тяжелую силу, Чтобы жадность такая гнала по дорогам меня.

Отчего ж мне так грустно? Зачем я пишу без помарок Все подряд о своих то веселых, то грустных часах, Так письмо тяжело, что еще не придумано марок, Чтоб его оплатить, если вешать начнут на весах.

Я письмо перечту, я на пальцах еще погадаю Отправлять или нет? И скорее всего не пошлю. Я на этих листках подозрительно сильно страдаю Для такого спокойного слова, как "я не люблю".

Разве я не люблю? Если я не люблю, то откуда Эта страсть вспоминать и бессонная ночь без огня, Будто я и забыл, и не скоро еще позабуду, И уехать хочу, и прошу, чтоб держали меня?

Телефон под рукой. Стоит трубку поднять с аппарата, Дозвониться до станции, к проводу вызвать Москву... По рублю за минуту какая ничтожная плата За слова, без которых я, кажется, не проживу.