Герхард Больдт - Гитлер. Последние десять дней. Рассказ очевидца. 1945

Я и майор Фрайтаг стали раскладывать на столе в заранее обусловленном порядке штабные карты: сверху — касающиеся положения дел в Венгрии, в самом низу — отражающие состояние курляндской группировки. Рядом стоял Гюнше, пристально наблюдавший за нашими манипуляциями, которые заняли всего пару минут. Ровно в 16.00 мы вернулись в приемную, где уже собрались почти все участники совещания. Стоя или сидя небольшими группами, они с серьезным видом пили кофе или шнапс и уплетали бутерброды. Вскоре меня поманил к себе генерал Гудериан и представил начальнику Верховного командования вермахта (ОКВ) генерал-фельдмаршалу Вильгельму Кейтелю, начальнику Генерального штаба сухопутных войск Альфреду Йодлю, гросс-адмиралу Карлу Дёницу и рейхсляйтеру Борману. Оглядевшись, я заметил их адъютантов, державшихся вместе поблизости единой группой, а в дальнем углу приемной — рейхсляйтера СС Генриха Гиммлера, беседовавшего с группенфюрером СС и генерал-лейтенантом войск СС Германом Фегелейном, своим постоянным представителем в ставке Гитлера. Заносчивая манера поведения Фегелейна объяснялась тем фактом, что его жена Грета Браун была родной сестрой Евы Браун, многолетней подруги Гитлера, с которой он незадолго до капитуляции Германии обвенчался. Фегелейн держал себя так, будто уже приходился свояком самому фюреру. Немного в стороне внимательно изучал какой-то документ Эрнст Кальтенбруннер, наводящий страх грозный шеф Главного управления имперской безопасности. Заместитель заведующего отдела печати НСДАП и представитель этого ведомства в ставке фюрера Хайнц о чем-то разговаривал с Вильгельмом Цандером, штандартенфюрером СС и советником Бормана. Рейхсмаршал Герман Геринг сидел вместе с членами своего штаба генералами Карлом Коллером и Кристиансеном возле круглого столика. Вскоре через приемную в совещательную комнату проследовал генерал Бургдорф, старший адъютант Гитлера. Через минуту он вновь показался в дверях и заявил: «Господа, фюрер приглашает вас». Выстроившись в соответствии с воинскими званиями, мы, имея во главе Германа Геринга, прошли в рабочий кабинет Гитлера.

Фюрер стоял особняком посредине огромного помещения, повернувшись лицом к дверям. Почти каждого входившего он приветствовал по отдельности, молча пожимая руку. Иногда задавал вопросы, на которые получал короткие ответы: «да, мой фюрер» или «нет, мой фюрер». Я стоял у порога, с волнением ожидая официальной церемонии моего формального представления Гитлеру. Должно быть, генерал Гудериан упомянул обо мне, ибо я заметил, как фюрер взглянул в мою сторону, и тут же Гудериан жестом подозвал меня. Я направился к Гитлеру, и он, волоча ноги, сделал несколько шагов мне навстречу, ссутулившийся, немощный. Затем он протянул мне правую руку, и я ощутил слабое и вялое рукопожатие, абсолютно лишенное какой-либо силы или чувства. Его голова слегка тряслась, и это поразило меня больше всего. Левая рука безжизненно висела вдоль туловища, и левая ладонь дрожала мелкой дрожью. Двигался он как очень больной и дряхлый старик. Лицо говорило о крайнем утомлении и полном изнеможении, лишь глаза горели внутренним нестерпимым огнем, который моментально настораживал и казался почти неестественным; взгляд был пронизывающим.

Это был вовсе не тот бодрый и энергичный Гитлер, каким представлял его себе германский народ и каким его продолжал изображать рейхсминистр пропаганды Пауль Йозеф Геббельс.

Но вот он повернулся и, сопровождаемый Борманом, шаркая ногами, медленно направился к столу и сел в кресло перед стопкой карт, которые мы недавно заботливо разложили. Совещание должно было начаться с рассмотрения военной ситуации на юго-востоке, юго-западе, на западе и севере. Эти боевые участки находились в ведении начальника Верховного командования вермахта Кейтеля, который, однако, предпочел дать высказаться начальнику штаба сухопутных войск Альфреду Йодлю. Офицеры помоложе называли Кейтеля «имперским гаражным». Причем имелись в виду ворсе не особенности характера генерал-фельдмаршала, а чрезвычайная ограниченность его служебных полномочий. Пожалуй, это прозвище наиболее точно описывало круг его оперативных и стратегических обязанностей: по-настоящему ведал он только вопросами обеспечения Третьего рейха горюче-смазочными материалами. На все другие сферы военного руководства Кейтель не имел никакого влияния и лишь ради сохранения видимости единодушия при принятии решений послушно ставил свою подпись под приказами Гитлера.

Докладывал Йодль тихим, спокойным голосом; фюрер терпеть не мог громкой речи, и Йодль всеми силами стремился его не раздражать и не выводить из себя.

— Мой фюрер, — говорил Йодль, — армейская группа «Д» на юго-востоке потеряла четыре танка. В данном районе мы смогли успешно решить поставленные задачи. К югу от Дравы нашим соединениям удалось оторваться от противника. По обе стороны дороги Сараево — Брод наша 104-я пехотная дивизия продолжает наступать. В приграничной зоне между Сербией и Хорватией, на реке Дрине, наша 22-я пехотная дивизия продвигается вперед. Крупные партизанские отряды появились в Словении. По сообщению командования, на юго-восточном участке фронта оно располагает войсками общей численностью в 25 тысяч человек. 22-ю пехотную дивизию должна сменить 104-я дивизия. Четники[1] ведут наступление на Тузлу, что поможет нашим соединениям в данном районе на границе с Сербией.

После этого наступила небольшая пауза, во время которой меняли карты. Гитлер сидел неподвижно при всеобщем молчании, только слегка приподнял руку, когда убирали карту юго-восточного отрезка фронта.

Затем Йодль продолжил свой доклад. На этот раз речь зашла об итальянском театре военных действий, где сражалась группа армий «Ц(С)».

— На Итальянском фронте, мой фюрер, — возобновил свой доклад Йодль, — противник активно ведет разведку боем; в остальном никаких серьезных соприкосновений с ним нет. Отход 356-й пехотной дивизии в Венгрию осуществляется по плану. 16-я моторизованная дивизия СС готовится передислоцироваться на новые позиции.

Здесь Йодль обратил внимание собравшихся на успешные действия инженерно-саперной роты в районе к северу от Флоренции, хвалил проявленную ею доблесть и отвагу, стараясь изо всех сил приободрить Гитлера, пребывавшего, по всем признакам в этот день, не в лучшем настроении, отвлечь его от общей безрадостной картины положения на фронтах. В действительности же обе немецкие армии после ожесточенных боев отступили на рубеж севернее Флоренции. Однако Гитлер нетерпеливым движением руки прервал его дифирамбы, и Йодль продолжил говорить о войсках, выдвигаемых на западное направление. Фюрер по-прежнему сидел сгорбившись над столом, не отрывая взгляда от штабной карты. Верхняя часть туловища, будто обессилев, навалилась на руки.