Виктор Фомин - Семь бед (рассказы)

Наутро нас повезли в аэропорт, погрузили в самолет, и мы полетели, как коты в мешке: не зная - куда и плохо понимая - зачем. Сопровождавшие нас сержанты и офицер всю дорогу терпеливо отвечали на все вопросы одной фразой: "Доберемся - увидите". На нашу беду летели мы спецрейсом: никаких стюардесс, никаких других пассажиров, у которых можно было бы выяснить, куда же мы движемся. Так что, куда и когда мы доберемся, оставалось тайной до самого конца пути. Когда самолет приземлился и нас вывели из аэропорта, все как по команде повернули голову к зданию - посмотреть, куда же мы прилетели. Вывеска гласила: "Артем". Что это за Артем и, самое главное, где он находится, не смог вспомнить никто. Но в целом место начинало нравиться тепло, незнакомые, но приятные запахи, зеленая трава и деревья, никакого намека на снег.

Дальше - несколько часов в грузовиках с наглухо зашнурованными тентами, под бдительным присмотром сержантов - старших машин, в корне пресекающих любые попытки выглянуть из-под брезента и еще менее разговорчивых, чем наши сопровождающие. Когда машины наконец остановились и нам разрешили выбраться, я оглянулся вокруг, и у меня перехватило дух от увиденной картины. Мы стояли на морском причале, а справа и слева от нас, на сколько можно разглядеть, огромными серыми громадами возвышались пришвартованные боевые корабли размером с трехэтажный дом, а некоторые и того больше, и казалось, что рядам этих могучих стальных гигантов нет конца. Когда, наконец, мы смогли закрыть рты и почти ко всем вернулся дар речи, улыбающиеся и явно довольные произведенным эффектом сопровождающие дали наконец первые объяснения: мы оказались во Владивостоке, а перед нами была бухта Золотой Рог, одно из мест стоянки Тихоокеанского флота.

Чуть позже мы погрузились на так называемый паром - непомерное водоплавающее сооружение, поместившее в своем чреве несколько десятков грузовиков, в два раза больше легковушек и уж не знаю сколько пассажиров. Плаванье на нем радости нам не принесло, потому как нас разместили на нижней, закрытой палубе. Когда через несколько часов нас выпустили на берег, всем предстояло удивиться еще раз: мы оказались на абсолютно пустом каменистом пляже, где из всех следов цивилизации находился лишь небольшой бетонный пирс, выглядевший, как после артобстрела. Столпившись в подобие строя, все оглядывались по сторонам, прикидывая, сколько километров предстоит добираться до какого-нибудь жилья и уж не пешком ли? Но едва паром отчалил и начал набирать скорость, как раздалось урчание моторов и из ближайшего леска вынырнули развернутым строем несколько никем до того не замеченных грузовиков, крытых камуфлированными тентами. Все эти мелкие сюрпризы оказывали на наши неискушенные души весьма серьезное влияние, и многие уже подсознательно чувствовали гордость от причастности к таким замечательным войскам, как пограничные.

Через какое-то время наша разномастная команда стояла на плацу и вышедший на его середину офицер довел наконец до нашего сведения, где же мы оказались. Как выяснилось, прибыли мы в учебный отряд, где аж шесть месяцев должны учиться всяким-разным военным специальностям и только потом, сдав экзамены и получив звания сержантов, разъехаться по границе. Он так и сказал: "Все сдадите экзамены и станете сержантами", а я подумал: "Интересный тип, с чего это он решил, что все сдадут эти самые экзамены? А вдруг кто завалит, как я в институт?" Что тогда я мог знать о том, как нас будут учить? Да ровным счетом ничего, как вскоре и выяснилось. Потом мы отправились в баню, после которой со всеми нами случилось чудесное преображение. В баню мы входили пестрой, живо галдящей толпой, так же шумно и весело там мылись, стриглись и переодевались в форму. А вот когда вышли всех словно подменили. Прекратились шутки и треп, неуклюжий строй выглядел испуганно-пришибленным. Почему-то не хотелось болтать, многие, в том числе и я, стали как-то затравленно озираться по сторонам, словно не узнавая друг друга. И действительно - узнать стало сложно, все на одно лицо, из отличий остались - рост и цвет короткой стрижки, прямо цыплята из одного инкубатора! Подошедший старший сержант быстро выровнял нас по линии, оглядел и успокоил:

- Да расслабьтесь вы, скоро привыкнете, наоборот, все гражданские начнут казаться одинаковыми, - видно, хорошо знал, о чем мы тогда думали.

Десять дней нам предстояло жить на матах в спортивном зале, на карантине. Никаких работ, никаких зарядок, просто курорт. Учились пришивать погоны, подворотнички, чистить бляхи ремней, быстро строиться и делать все по команде, то есть самым азам солдатской жизни.

На восьмой день к нам пришел сержант-писарь со здоровенным журналом и объявил:

- Подходи по одному записываться на специальности.

По рядам пробежал легкий шорох, а потом кто-то самый смелый спросил:

- А какие специальности тут есть?

Сержант устроился за столом и произнес примерно такую абракадабру:

- ПСНРщики, СБРщики, прожектористы АПН и Б-200, системщики, начальники и операторы ПТНов, - и еще десяток подобных сокращений. Потом оглядел наши вытянувшиеся физиономии, вздохнул и принялся более-менее подробно рассказывать, что это за специальности и кто чем будет заниматься на границе, после их получения. Понял я его плохо и поэтому, когда подошла моя очередь, спросил:

- Скажите, а какая учебная застава самая чокнутая?

- Их две: 12-я и 13-я, системщики, командиры отделений сигнализации и связи после выпуска. Но тебе туда нельзя, сдохнешь через неделю, а может и раньше. У них все не как у людей: все шагом - они бегом, все бегом - они ползком. Психи. Да и служба потом собачья, все время на улице, с колючкой да столбами. Пишись лучше на что попроще, больно вид у тебя хлипкий, они таких не берут.

Но я для себя уже все решил и ответил:

- Пишите на тринадцатую, уж больно число нравится, а там разберемся, возьмут, или нет.

За день до окончания карантина в спортзал зашел высокий старший лейтенант и топорща грозные усы представился-прорычал:

- Я замполит тринадцатой заставы Гр-р-рачев. Кто записан к нам - выходи строиться.

Желающих оказалось человек пять. Я привычно занял место на левом фланге жиденькой цепочки. Офицер удивленно вскинул брови и рыкнул:

- И это все?!!

От его вопроса старшина сборов поежился и втянул голову в плечи, разводя руками, дескать, не горит народ желанием. Грачев подошел к нам и всем по очереди задавал одни и те же вопросы: образование, спортивная квалификация, увлекался ли электроникой. Когда дошел до меня, оглядел и вздохнул. Вид у меня, согласен, неказистый был - ремень чуть ли не вдвое вокруг пояса обернулся, уши торчат во все стороны, шея в воротнике болтается, как карандаш в стакане. А чего еще ожидать от человека, который больше года обязан был держать стабильный вес "мухи" - 50,5 кг и ни грамма больше, да и одетого вместо 46-го размера одежды в 48-й? Вот он и скомандовал без долгих размышлений: