Иева Пожарская - Юрий Никулин

Он прожил долгую жизнь — почти 76 лет, 27 641 день… Эти тысячи дней были наполнены радостью и печалью, смехом и слезами, любовью и мечтами, шумом и тишиной, отчаянием и надеждой. Они были наполнены встречами с очень разными людьми, о многих из которых сегодня говорят, что они вершили историю, влияли на ход событий. Он и сам в известном смысле вершил историю, хотя каждый день просто жил, просто работал, просто любил людей…

Не все дни жизни клоуна Никулина сегодня возможно проследить и описать. Но те из них, которые были для него определяющими, поворотными, — определенно можно. Дни эти, как кусочки старой мозаики, встанут на свое место и дадут представление обо всей картине: какой же была жизнь Юрия Владимировича Никулина?

Итак, день первый…

В ГОРОДЕ ДЕМИДОВЕ

День 1-й. 18 декабря 1921 года

Юра Никулин родился 18 декабря. Младенец, как это всегда бывает в подобной ситуации, плакал, а его родители и все домашние — смеялись и радовались.

Произошло это событие в маленьком городке Смоленской губернии Демидове. До Смоленска 70 километров, до Москвы — 450. Правда, тогда почти каждый из шести тысяч жителей Демидова еще называл свой городок по-старому — Поречьем. Они никак не могли привыкнуть к тому, что на излете 1918 года уездный исполком решил увековечить таким образом имя большевика Якова Демидова, секретаря уездного комитета РКП(б), убитого врагами революции. Городок был с традициями, преимущественно торговыми. Начиная с петровских времен, мимо него по реке Каспле нескончаемым потоком шли грузы на запад, да и во все концы страны. Город богател день ото дня. Но с появлением железных дорог купеческий промысел в Поречье стал замирать: река перестала служить торговой артерией. Купцов заметно поубавилось, а горожане стали жить выращиванием и продажей огурцов.

Вот в такой городок и приехал зимой 1918 года Владимир Андреевич Никулин, двадцатилетний москвич, революцией с третьего курса юридического факультета мобилизованный и в Красную армию призванный. Правда, армейская служба его свелась к учебе на курсах политпросвета, которые готовили учителей для красноармейцев. После окончания курсов Владимир Никулин подал рапорт о переводе его в Смоленск — поближе к родным: его мать и сестра учительствовали тогда в одной из тамошних деревень. Рапорт приняли, и бывший московский студент оказался в Демидове, где уже перед самой демобилизацией познакомился с актрисой местного драматического театра Лидией Германовой. Девушка тоже была по рождению не местной. Ее детство прошло в Прибалтике, в городке Ливенгоф (ныне Ливани), где ее отец занимал пост начальника почты. В Демидов семья Лидии перебралась еще за несколько лет до революции, чтобы оказаться подальше от фронтов Первой мировой войны. Лида жила вместе с матерью и тремя сестрами — Людмилой, Ольгой и Ниной.

Молодые люди поженились, и Никулин решил не уезжать из Демидова. Очень скоро Владимира Андреевича знал уже весь город. Во-первых, он собрал первую в Демидове футбольную команду. А во-вторых, организовал передвижной театр — его назвали Театром революционного юмора, сокращенно «Теревьюм». Для Демидова это действительно было событием чрезвычайным. Революция и Гражданская война изменили жизнь обывателей еще и в том, что из-за разрухи и бандитизма труппы театров из городов, где таковые имелись, перестали давать выездные представления, и жители маленького Демидова испытывали «голод по зрелищам». Для своего театра Владимир Никулин делал все сам — писал постановки, делал обозрения, выпускал живые газеты, сочинял сатирические куплеты на злободневные темы и исполнял их со сцены.

Писать, придумывать разные истории и даже стихослагать Владимир Андреевич любил еще с детства. Когда-то до революции в России была очень популярной так называемая «Кадетская азбука». Знали ее буквально в каждом российском городе. Кто ее придумал, неизвестно, «Азбука» нигде не публиковалась, а расходилась (и очень широко!) в переписанном от руки варианте. Каждой букве в ней соответствовали какие-нибудь рифмованные строчки, зачастую не слишком приличные. Собственно, позднее Маяковский использовал в своей поэзии форму этой «Азбуки», но предложил уже принципиально новое содержание — у него каждая буква чеканила свою стихотворную политическую репризу. Например:

Рим — город, и стоит на Тибре.Румыны смотрят, что бы стибрить…

«Кадетская азбука» была не без пошлости, но тоже смешная. И каждый мог дополнить ее каким-нибудь новым стишком. Московский гимназист четвертого класса Володя Никулин однажды сочинил на букву «Н» свои две строчки:

Настал двадцатый новый век.Никулин — умный человек…

Зимой 1921 года, когда родился Юра, семья Никулиных перебивалась с трудом. Хотя в этом их жизнь мало чем отличалась от жизни остального населения Демидова. Денег у людей не было, в городе царили натуральный обмен и натуральная оплата труда. За удачу считалось получить жалованье дровами — морозы стояли крепкие. Правда, дней за десять до Юриного появления на свет в местной газете появилось сообщение, которое некоторых настроило на оптимистический лад: власти постановили возвращать частным владельцам небольшие предприятия, на которых занято не больше десятка человек. Так делала первый свой шаг новая экономическая политика — нэп. Правда, Никулиных это нимало не касалось, производством и коммерцией они не занимались. А характер этих совсем молодых еще людей был таков, что они пережили бы еще не один всплеск военного коммунизма.

Родители щедро наградили своего Юру качествами, которыми сами обладали в избытке, — энергией, силой, оптимизмом, чувством юмора, общительностью. Многие помнят: Юрий Владимирович поразительно легко и быстро умел находить общий язык с любым человеком. Это свойство передалось ему от матери — отец как раз трудно сходился с людьми. Зато он имел совершенно особые взаимоотношения с природой. Владимир Андреевич воспринимал любой объект окружающего мира, — не только животных и растения, но и воду, песок у реки, щебенку на дороге и так далее, — как живое существо, и научил этому своего сына. Как-то трехлетний Юра бросил камень в дерево и отец сказал:

— Зачем ты так, дереву же больно!

И Юра сразу же представил себе боль дерева. Стало стыдно: деревья же не двигаются, они не могут увернуться или как-нибудь по-другому себя защитить…

С животными Владимир Андреевич разговаривал, как с людьми, уверяя, что они всё понимают. Маленький Юра тоже в это верил, поэтому со всеми кошками и собаками, утками и курами, козами и коровами, даже со всеми своими игрушками разговаривал часами — они же всё понимают и им интересно знать, что произошло сегодня за день во дворе. Жаль только, что ответить не могут, разговора не выходит…