Елизавета Бута - Автомат Калашникова. Символ России

В одной из биографий М.Т. Калашникова великого оружейника назвали «человеком-автоматом», что вполне оправдано. Конечно, история не имеет сослагательного наклонения, и история автомата Калашникова началась благодаря великому оружейнику, но все-таки история АК началась не с началом биографии М.Т. Калашникова. Все начиналось с Войны.

Глава 1

Фронтовая тетрадь

Из воспоминаний М.Т. Калашникова

Земля осыпалась за ворот куртки. На миг показалось, что слабое перекрытие землянки сдвинулось с места и вот-вот обрушится. Откуда-то из-за леса била тяжелая артиллерия. Несколько снарядов один за другим легли неподалеку. На письмо, которое держал в руках, упали крупные глинистые комки, а десятки мелких закрыли неровные строчки.

Хотелось выскочить из землянки, но остановил себя усилием воли и прикрыл глаза. Прошептал мысленно первые строки письма: «Здравствуй, дорогой сынок. Шлю тебе привет от себя и от всех наших родных… Тяжело, видно, тебе приходится, раз письма редко пишешь…»

Ухнул еще один близкий взрыв. Звук его прорвался сквозь лес, сквозь сетку дождя и тонкий накат землянки. Перекрытие все-таки сдвинулось с места, сверху пробилась тоненькая струйка воды.

– Командир, – услышал я голос механика-водителя. – Взводный вызывает. Срочно.

Приподняв кусок брезента, заменявшего дверь, в землянку заглянул русоволосый красноармеец. В перепачканной мазутом руке боец сжимал кусок промасленной ветоши.

– Опять, наверное, выступать, – предположил он. – Ну да ничего, наша коробка в порядке.

Подумалось: откуда только силы брались в этом худеньком вологодском пареньке. Вместе со всем экипажем он как убитый уснул, когда под утро вернулись с задания, а встать успел раньше всех и уже танк привел в надлежащий вид.

– Экипаж поднимать сейчас? – интересуюсь у механика-водителя.

– Команды такой не поступало. Тебя самого взводный требует.

И боец опустил брезент.

На улице продолжал свою монотонную песню осенний дождь, шурша в кронах деревьев. Взводного я увидел рядом с командиром роты. Он сосредоточенно слушал какие-то указания, не обращая внимания на крупные капли, то и дело прыгающие с листьев ему за воротник.

Я невольно поежился, заметив это, и бегом направился к офицерам.

– Значит, так, Калашников, через час выступаем. Надо помочь пехоте справа. Готовь экипаж и машину. В случае необходимости будь готов действовать за меня.

С командиром взвода мы еще хорошо друг друга не знали. Прибыл он к нам позавчера из танкового училища, где обучал курсантов. И сразу попал в бой. Держался уверенно. За двое суток, правда, исхудал, глаза запали.

Напитанный влагой мох под ногами хлюпал. В землянке воздух от перепревших портянок, от сырой одежды, высыхавшей на телах, отдавал неистребимо спертым запахом. Перед тем как разбудить ребят, достал письмо, еще раз перечитал строки: «Перед войной ты, Миша, писал из Ленинграда, что какой-то там прибор сделал и на заводе его даже выпускать собирались. Так успел ли закончить-то, сынок, или изделие твое, как и многое нынче, прахом пошло?»

То, о чем напомнила мама в письме, показалось мне очень далеким, нереальным даже. И подумал я: да были ли в действительности и тот прибор, и тот завод, и та радость, которая в меня вселилась, когда в ранге ни больше, ни меньше, а конструктора прибыл я на тот ленинградский завод?

Нет, война не могла перечеркнуть то, что было до нее. Не в ее силах переписать биографию человека с чистого листа. В нашей довоенной жизни все мы готовились к часу испытаний, хотя и пробил он неожиданно и застал нас с надеждой на лучшую долю, на исполнение мирных желаний и устремлений.

До войны я действительно очень хотел, чтобы созданный мной прибор пошел в серию. И оставалось до этого счастливого момента совсем немного. Да вот раскололось небо над Ленинградом от взрывов. И готовлюсь я теперь для отражения новой атаки фашистов.

А ведь как радостно все начиналось! В мою жизнь, жизнь солдата срочной службы, совершенно неожиданно вошел генерал армии Г.К. Жуков. Как это было?

Встреча с ним произошла в 1940 году, когда генерал армии Г.К. Жуков командовал войсками Киевского Особого военного округа. Я был в ту пору механиком-водителем танка в учебном батальоне. Энергию, волю Г.К. Жукова мы почувствовали сразу, едва он в мае последнего предвоенного года вступил в должность. Пожалуй, за все время моей службы до этого (а призван я был в 1938 году) мне и моим сослуживцам не доводилось столько участвовать в учениях и полевых занятиях, сколько летом и осенью 1940 года.

Днем и ночью мы утюжили гусеницами полигон, совершали марши на большие расстояния. Наши танки находились под непрерывным боевым напряжением, и содержать их постоянно в рабочем состоянии было для нас, механиков-водителей, нелегко. Но вот что удивительно: психологические и физические нагрузки возрастали, а у нас словно второе дыхание открылось, повысился интерес к службе, к совершенствованию знаний и навыков. Видимо, немалую роль сыграло и то, что мы тогда непосредственно во взводах, в ротах осваивали боевой опыт, полученный Красной Армией в войне с Финляндией и в боях с японцами на реке Халхин-Гол. Перед нами на каждом учении и занятии ставили задачу: учиться сегодня тому, что нужно будет на войне. Обучение войск максимально приближалось к условиям реальной боевой действительности.

Георгий Константинович Жуков – советский военачальник. Маршал Советского Союза (1943), четырежды Герой Советского Союза, кавалер двух орденов «Победа». Министр обороны СССР (1955–1957)

И еще одна особенность приметилась летом и осенью 1940 года, как мне представляется, тоже непосредственно связанная с вступлением Г.К. Жукова в должность командующего войсками округа, – значительно активизировался творческий поиск в изобретательской и рационализаторской работе, заметно повысился интерес к ней. В нашем полку появился специальный стенд. На нем вывешивались листовки с тематикой проблем, предлагаемых для решения войсковым умельцам. Каждая тема имела практическую направленность, прежде всего на совершенствование эксплуатации и обслуживания техники и вооружения. Атмосферу творчества в нашей части всячески развивали и поддерживали командиры.

К сожалению, забылись сейчас имена тех, кто ставил нас постоянно в условия своеобразных творческих конкурсов. Память сохранила лишь отдельные эпизоды…

В один из горячих летних дней наша рота вернулась из учебного центра. Казалось, полигонная пыль въелась в броню и пропитала ее насквозь. Пришлось всем экипажам изрядно потрудиться, чтобы каждый узел, механизм блестели как новые.