Алексей Варламов - Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

«Есть люди такие, как Ремизов или Бунин, о них не знаешь, живы ли, но их самих так знаешь, как они установились в себе, что не особенно и важно узнать, живут они здесь с нами или там, за пределами нашей жизни, за границей ее»

— писал он за год без трех дней до смерти Ивана Алексеевича.

Будет у Пришвина свой оппонент, злой гений его, противник. И тоже замечательный писатель — тезка Тургенева и Шмелева, Иван Сергеевич Соколов-Микитов. Именно он обронит о Пришвине, которого очень хорошо долгие годы знал:

«Пришвин (…) на своем эгоизме, со своей эгоистической философией отдавал сердце лишь себе самому и „своим книгам“, питаясь, впрочем, „соками“ (…) Был криклив, но вряд ли храбр… Как городской барин и интеллигент…»

Но это уже внутренние писательские «разборки», которыми так богата русская литература ХХ века и которые в нашем повествовании никак не обминуть.

А начнем мы наш CURRICULAEM VITAE ab ovo — с младенчества и детства.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ИСПОРЧЕННЫЙ ПАН

Глава 1

ДЕТСТВО

Писателями не становятся — ими рождаются. Сам Пришвин, правда, делал оговорку:

«Родятся поэтами почти все, но делаются очень немногие. Не хватает усилия прыгнуть поэту на своего дикого коня.»

В середине двадцатых годов он напишет одну из лучших своих книг — автобиографический роман «Кащеева цепь», и в первых главах, вернее, звеньях — ведь речь идет о цепи, — перед нами предстанет прелестный и отважный мальчик Курымушка, влюбчивый, очень живой и внимательный. Прозвище свое дитя получило от кресла, стоявшего в комнате и названного взрослыми загадочным и непонятным словом «Курым». Насколько Курымушка соответствовал самому Мише Пришвину, равно как и Алпатов (фамилия героя романа) отроку Михаилу, сказать трудно, но именно так рука об руку шли в его жизни творчество и собственная судьба, и говорить о пришвинском детстве — значит говорить о его автобиографическом романе, и наоборот.

Людям свойственно идеализировать свое детство и окружающих людей. Есть этот благостный налет и в «Кащеевой цепи», однако больше в этих описаниях драматизма, и очевидно, что детство Пришвина было непростым. Он был впечатлителен, нервозен, рано потерял отца и, как всякий росший без отца мальчик, от этого сиротства страдал и всю свою жизнь эту потерю пытался восполнить.

«Родился я в 1873 году в селе Хрущево, Соловьевской волости, Елецкого уезда, Орловской губернии, по старому стилю 23 января, когда прибавляется свет на земле и у разных пушных зверей начинаются свадьбы»

Подробность необыкновенно важная — с начала двадцатых годов и до самой смерти Пришвин вел фенологический дневник и соотносил с жизнью природы все подробности человеческого бытия, видя в них единое целое, по ошибке разделенное ущербными людьми, которые этой цельности вместить не могут. Но последуем за автором дальше.

«Село Хрущево представляло собой небольшую деревеньку с соломенными крышами и земляными полами. Рядом с деревней, разделенная невысоким валом, была усадьба помещика, рядом с усадьбой — церковь, рядом с церковью — Поповка, где жили священник, дьякон и псаломщик.

Одна судьба человека, родившегося в Хрущеве, — родиться в самой деревне под соломенной крышей, другая — в Поповке и третья — в усадьбе.»

Пришвин родился в усадьбе, однако место его рождения имело и другое, более широкое значение. Он появился на свет в той благословенной части русской земли, что подарила нашей литературе великое соцветье писательских имен.

В. В. Кожинов в своей книге о Федоре Ивановиче Тютчеве заметил, что на сравнительно небольшом пространстве русской земли, занимавшем всего три процента ее европейской территории, родилось по меньшей мере двенадцать классиков русской литературы: Тютчев, Кольцов, А. К. Толстой, Тургенев, Полонский, Фет, Никитин, Лев Толстой, Лесков, Бунин, Пришвин, Есенин. К апос-тольскому числу можно добавить еще тринадцатого — Леонида Андреева. А из писателей советского времени — Андрея Платонова, Евгения Замятина, Константина Воробьева, Евгения Носова.

Счастливая для литературы земля была не так уж приветлива к населявшим ее людям — недаром в этих краях проходило действие одной из самых трагичных и безжалостных книг русской литературы — бунинской «Деревни». У Пришвина было очень сложное отношение к Ельцу. Родина доставила ему гораздо больше горьких, нежели сладких, мгновений, и сердце свое писатель отдал прародине, откуда вышли его предки по матери, — русскому Северу.

В детстве его окружали разные люди — многих он потом с благодарностью вспоминал, о многих писал, над одними посмеивался, других превозносил, но вообще-то это была очень странная атмосфера, где причудливо переплетались вещи, казалось бы, несовместимые, и, быть может, именно оттуда и проистекала та сложная картина мира, какой она предстает в пришвинских произведениях. Самое сильное влияние на него оказала мать Мария Ивановна Пришвина, урожденная Игнатова, чрезвычайно энергичная и сильная женщина, происходившая из староверческого рода белевских купцов-мукомолов.

Мария Ивановна вышла замуж в девятнадцать лет по выданью, мужа своего никогда не любила и воспринимала супружество как долг. И хотя ни религиозного духа, ни отношения Марии Ивановны в жизни Пришвин не унаследовал, тягу к старообрядцам, к этой цельной непримиримой и глубокой культуре, воспринял, и позднее впечатления и воспоминания о другой жизни, иначе говоря, родовая память, повлекли его в край непуганых птиц на Выгозеро.

А рядом со старообрядцами на том же материнском русском корню подвизались самые настоящие революционеры. По иронии судьбы именно старообрядцы, казалось бы, совершенно далекие от революции и революционеров, снабжали русских экстремистов деньгами, и два этих духа — раскольничий и революционный — слились воедино в пришвинском семействе.

Как знать, быть может, именно это сочетание и образовало ту гремучую смесь, которая разорвала Россию, и Пришвин, так или иначе находившийся всегда в эпицентре исторических событий, отправился изучать русское старообрядчество и сектантство и впоследствии находил немало общего между большевиками и сектантами.

Мать Пришвина была из староверов, пусть даже и порвавших с древней отеческой верой, а ее племянник, пришвинский двоюродный брат Василий Николаевич Игнатов, одним из организаторов печально известной группы «Освобождение труда». Другой кузен женился на Софье Яковлевне Герценштейн, сестре известного революционера Герценштейна, и стал газетным магнатом. Не отсюда ли появляется очень ранний настойчивый интерес Пришвина к еврейской теме, о чем ученые рассуждали мало; но, говоря о Пришвине всерьез, тему эту обойти никак нельзя.