Перстень с поля Куликова... Хроники шести судеб [2-е изд., доп.] - Валентин Осипович Осипов

Таким было напутствие Леонида Максимовича Леонова.

Поэт

Совет писателя… Он важен! Но что историки?

Очень благодарен академику Милице Васильевне Нечкиной, самому авторитетному исследователю декабристов. Она дала однажды, пусть и кратко, всего шестнадцатью строками, оценку началу его общественной деятельности. Закончила свои рассуждения о нем так: «Было бы очень полезно и нужно для декабристоведения раскрыть облик и деятельность как можно большего числа „безвестных“ декабристов. Не должны декабристы пропадать „без вести“».

Поистине так: при всей противоречивости жизни и взглядов Нечаева он не должен остаться вне истории. И в нашем случае, убежден, должно и нужно прибегнуть к сокровищнице опыта В. И. Ленина. Вспомним, как гениально просто раскрыл он закон изучения места и роли личности в истории: «Исторические заслуги судятся не по тому, чего не дали исторические деятели сравнительно с современными требованиями, а по тому, что они дали нового сравнительно с своими предшественниками».

Итак, опираясь на поддержку писателя-академика и авторитет академика-историка, я осмелился начать разузнавать все то, что помогло бы ответить на естественно возникающие вопросы: кто, что и, как говорится, откуда пошел этот самый для историков и истории без вести пропавший декабрист.

…«Надворный советник Степан Дмитриевич сын Нечаев. Орденов св. Анны 2-го класса и св. Владимира 4-й степени Кавалер, разных ученых обществ член. От роду имеет 35 лет».

Таковы сведения, которые найдены в Центральном государственном историческом архиве в «Послужном списке надворного советника Степана Нечаева 1827 года».

Продолжим чтение — из дворян, имеет 735 душ в разных губерниях. Род Нечаевых — древний. В одной из дореволюционных энциклопедий узнаю, что он ведется от знаменитой фамилии Плещеевых.

Учился в Московском университете, кстати, вместе с Александром Грибоедовым.[1] Не забудем, что университет — колыбель 35 будущих декабристов.

1812 год — Отечественная война… В Послужном списке следующий краткий ответ по графе: «В походах против неприятеля и в самых сражениях был или нет, и когда» — «не был». Как видим, в войска не взят. Надо знать, потому не взят, что хром с детства. Но ничто не помешало помогать армии. В Послужном списке этот порыв прочитывается кратко, скупо, сухо, но достойно: «Того же года употреблен был генералом от Инфантерии Князем Лобановым-Ростовским по делам формирования ополченских войск во Владимире и Арзамасе…»

То были до края суровые для отчизны месяцы: сданы прибалтийские губернии, в орудийных залпах и атаках грянуло кровавое героическое Бородино. Потом — пылающая Москва. Как много значили тогда для армии пополнения…

Ополченцы, которыми занялся Нечаев, или как их тогда чаще именовали, ратники, сыграли свою посильно значительную роль в освобождении страны. Увы, немногое о них известно. Немногие историки или романисты писали о них. А как хочется узнать… Облик воинов-добровольцев нахожу в скульптуре и в живописи. Рассматриваю работы современников Нечаева — скульптора И. Ковшенкова и живопись П. Хесса — бородатые лица, удобные с опояской кафтаны до колен, высокие с круглыми полями шапки с крестом. Вооружены ружьями и тесаками, у некоторых — топоры.

Написал это с одной целью. Пусть в памяти всех поколений будет не только звон гусарских шпор или кирасирские колеты, медные гренадерки да офицерские шпаги с георгиевскими лентами…

1814 год. Окончилась война. Новые прикосновения писарского пера к Послужному списку Нечаева: «Министром Народного Просвещения определен Почетным Смотрителем Училища Скопинского уезда». Нечаеву 22 года от роду.

Так он вступил, как дальше узнаем, на самое близкое сердечным наклонностям и душевным велениям поприще просвещения и образования. Но не только это поприще торил…

1816 год. Журнал «Русский вестник, или Отечественные ведомости и достопамятные европейские происшествия», что издавал в Москве Сергей Глинка, находит себе нового сотрудника. Здесь в седьмом, как было принято писать в ту пору, нумере публикуются «Стихи на выступление в поход новоустроенных во Владимире полков 26 августа 1812». Их автор — Степан Нечаев.

Как видим, память о войне не отпускает. О чем пишет? Старинным штилем воспевает то, что пережил, помогая, как уже знаем, формировать ополчение. Решил воспеть славу дел, не запечатленных на скрижалях батальной истории. Но мыслит шире и обращается не только к ополченцам. Даже шрифтом выделена такая вот полная возвышенной страсти строка — «Победа — иль падем все мертвы!».

Еще примета того же года в литературной судьбе Нечаева. Журнал «Вестник Европы». Здесь стихи Нечаева — о Денисе Давыдове, знаменитейшем гусаре-партизане и поэте. И на них печать любви к отечеству. Но заметим, что стихи не только о войне и не только о поэзии. Высокое, восторженное чувствование коснулось и такой темы — «Всегда будь правды друг, поклонник Муз, герой…».

Так еще один журнал вводит Нечаева в поэзию. Представляю, как лестно было напечататься в нем — его основатель сам Карамзин, один из редакторов — сам Жуковский.

Рубрика дополнений[2] Вокруг биографии

Два года раньше «Вестник Европы» знакомит просвещенную Россию со стихотворением «К другу стихотворцу». Стихи понравились. Имя же поэта было совершенно никому не знакомо и на поэтическом небосклоне никогда ни разу не появлялось.

«Александр Н.». Такая стояла подпись.

Тогда мало кто знал, что это — Пушкин!

Как предполагают ученые, стихи посвящены другу Кюхле, то есть Вильгельму Кюхельбекеру.

Были в послании строчки: «За лаврами спешишь опасною стезей. И с строгой критикой вступаешь смело в бой». Поразительное провидение! Не пройдет и нескольких всего лет, как превеликая умница, но предмет вечных в лицее насмешек, рассеянный и нескладный, с нелепой фигурой, глуховатый заика, донельзя вспыльчивый юноша станет не только смелым поэтом, но и смелым критиком, будет редактором смелого альманаха и вступит — смело! — на Сенатскую площадь — в бой!

Сведения эти выписаны не случайно: имена Пушкина, Кюхельбекера и Нечаева еще предстанут в нашем повествовании взаимосвязанными.

* * *

Что привело Степана Нечаева к выбору начать печататься одновременно с «Русским вестником» в «Вестнике Европы»? Первый — подчеркнуто, на крайностях обращен только к делам страны, его главный курс писать преимущественно о России и русском. Второй журнал устремлен на приобщение читателей к достижениям европейской культуры, на сближение России и Европы… Может быть, Нечаев ищет нечто срединное в своем служении той и другой идее?

Но имя нашего героя стало появляться с этого времени и в других, как принято было говорить, повременных изданиях. И в альманахе «Урания», и в весьма либеральных «Трудах Вольного общества