Стивен Фрай - Хроники Фрая

При том, что я определенно был когда-то младенцем, думаю, что грудь я не сосал ни разу. Совершенно не помню, чтобы меня прижимали к соску, — полагаю, что с самого начала я кормился из бутылочки. Существуют принадлежащие к той или иной школе — клейновской ли, фрейдовской, адлеровской, юнговской или проставьтездесьимясамиевской, этого я сказать не могу — психологи, которые утверждают, что выбор между соском и соской оказывает значительное и даже решающее воздействие на развитие человека. Никак не вспомню, что именно, отказ в материнском молоке или сверхизбыточное кормление им, чревато проблемами, с которыми человек сталкивается в дальнейшей жизни. Возможно, и то и другое. Если в нежном возрасте вам часто тыкали в лицо титькой, вы можете вырасти с таким же, как у Расса Мейера[5] или Джонатана Росса,[6] помешательством на женской груди. Если же вас кормили из бутылки с соской, вы обзаведетесь паническим страхом перед женским бюстом. Или предрасположением к пьянству. Хотя, возможно, все вовсе не так, а наоборот. Чушь, разумеется, полная. Синдром подложной груди. Существует множество братьев и сестер и даже однояйцевых близнецов, сидевших в младенчестве на одних и тех же диетах и выросших людьми разными во всех возможных отношениях, кроме самого незначительного — внешнего облика. С моими братом и сестрой обходились в младенчестве точно так же, как со мной, а между тем они — на их и всего человечества счастье — просто не могли бы быть менее похожими на меня. Поэтому будем считать, что пороки и слабости, о которых я собираюсь вам здесь рассказать, являются специфически моими и достались мне при рождении вместе с родинками на ногах (сзади) и завитушками на подушечках пальцев. Это не означает, конечно, что в обладании таковыми слабостями я уникален. Куда там. Их можно, пожалуй, назвать изъянами моего поколения.

Покончив с молоком — получаемым из груди или в составе молочной смеси, — перейдем к субстанции более существенной. А именно к твердой пище. Полные ложки яблочного сока с мякотью и тушеного мяса запихиваются в нас, пока мы не научаемся сами орудовать столовыми приборами. Один из первых и наиболее впечатляющих способов, которыми ребенок начинает проявлять свой характер, является демонстрация им отношения к еде. В конце 1950-х и в начале 1960-х под таковой подразумевалась овсяная каша на завтрак и разного рода сладости. Я принадлежал к первому поколению младенцев, ставших восприемниками нацеленной на детей рекламы. «Sugar Puffs» — «Сахарные хлопья» появились на свет, как и я, в 1957-м. Олицетворением этих хлопьев, которых взрослым никто предлагать и не собирался, стал — еще за десять лет до появления «Медового Монстра» — настоящий живой медведь по имени Джереми. Он вел деятельную жизнь, фотографируясь для коробок с хлопьями и снимаясь для их телевизионной рекламы, пока наконец не ушел на покой, в жизнь частную, и не оказался спустя недолгое время в зоопарке Кроумера, что в Кампертауне, пригороде Данди, где в 1990-м мирно скончался во сне. Я навестил его в этом зоопарке — первую знаменитость, какую я когда-либо видел во плоти, а вернее сказать, в шкуре, — и, поверьте, тем, что представляют собой для нынешнего ребенка голливудские красотки и поп-идолы самого первого разряда, был для меня тогда медведь Джереми. Чтобы понять это, нужно знать, что такое страсть, любовь, алчность и вожделение.

«Сахарные хлопья» были зернышками пшеницы, вздувшимися под воздействием высокой температуры, а затем покрытыми сиропом и чуть липковатой глазурью из фруктозы с глюкозой. Чтобы насладиться ими, их следовало залить холодным молоком. В зимние дни его могло заменять молоко горячее, но в этом случае вы получали чашу мокроватого подобия скорее супа, чем каши. Кроме того, горячее молоко, закипая, образует пенку, а меня от нее рвет. Вид или запах кипяченого молока и по сей день заставляет меня рыгать и подавлять рвотные позывы. В голову мне приходят воспоминания о коктейлях у Кокто. Рассказывают, что Кокто, желая позабавить гостей, мог улечься голым на стол и, ни разу к себе не прикоснувшись, одним лишь усилием творческого воображения довести себя до полноценного оргазма. Я тоже обладаю подобным даром. Я могу довести себя до рвоты, нарисовав в воображении пенку на поверхности горячего молока, жидкого заварного крема или кофе. То есть мы оба способны выплескивать из наших тел струи горячей жидкости. Однако мне почему-то кажется, что номер, который показывал Кокто, пользовался, скорее всего, большим успехом, чем мой.

Стол, за которым я завтракал, был полем, засевавшимся семенами моих печалей. Уверен, я прав, считая, что именно за ним приобрел первую из моих пагубных телесных зависимостей. «Сахарные хлопья» были звеном той цепи, которую я влачил за собой большую часть моей первоначальной жизни. Начнем с того, что они, как вы легко можете себе представить, предназначались для завтрака. Однако я очень быстро пристрастился перекусывать ими в любое время дня, и вскоре мама стала горестно вздыхать при одной только мысли о том, какое число коробок с хлопьями ей приходится покупать. Я эти сладкие зернышки прямо из коробок и ел. Одно за другим они безостановочно отправлялись в мой рот. Я походил на американца, сидящего в кино с пакетом попкорна: глаза остекленели, рука поднимается и опускается от пакета ко рту, от пакета ко рту, от пакета ко рту, точно машина.

«Глаза остекленели». Так ли уж это существенно? Но ведь ребенок, сосущий молоко из груди или бутылочки, именно такими и глядит. Лет до восьми или девяти я сосал первые два пальца левой руки. Почти все время. Покручивая пальцами правой волосы на макушке. И неизменно с этим остекленелым, отсутствующим взглядом, приоткрытым ртом и затрудненным дыханием. Не лакомился ли я в то время грудью, которой был лишен во младенчестве? Это темные материи, Ватсон.

Коробки с питанием, на которых давались советы по приготовлению их содержимого и перечислялись ингредиенты, были моим основным чтением; тиамин, рибофлавин и никотиновая кислота — мои загадочные невидимые друзья. Продается по весу, не по объему. При транспортировке возможна утряска содержимого.

Вставьте палец под клапан и поводите им из стороны в сторону. Р-р-р-р-роскошно! Мы любим «Рисики», потому что они в двасики разика вкуснясики. На самом деле, любил указывать я, в трисики. И уж определенно вкуснясики, чем их степенный, неподслащенный пращур, «Рисовые хрустики», дававшие кашицу, пришепетывавшую, если внимательно вслушаться: «Сопли, вздор и ерунда». Питаться «Рисовыми хрустиками», когда ты можешь вкушать «Рисики», — это то же, что питаться «Корнфлейками», когда ты можешь вкушать «Фростис». Трудно даже представить, какая это тусклая жизнь. Все равно что по собственной воле смотреть телевизионные новости или отдавать предпочтение несладкому чаю. Я жил одним и только одним. C12H22O11. Возможно, по этой причине мне следовало бы родиться американцем: в Соединенных Штатах сахар добавляют во все. В хлеб, в бутылки с водой, в вяленую говядину, в маринованные огурчики, в майонез, горчицу и сальсу. Сахар, сахар и сахар.