Они украли бомбу для Советов - Николай Михайлович Долгополов

Уверен, что читателю станет понятным, как же работали советские нелегалы и их агенты-помошники — граждане других государств. А чтобы сравнить методы разведдеятельности «наших» и «чужих», я привожу в этом сборнике и достаточно смелые высказывания, и откровения экс-генерального директора Секретной службы Франции Пьера Мариона, с которым волею судьбы не раз виделся и даже нарушал режим в славном городе Париже.

Ну а теперь к одному из главных героев — Абелю. 11 июля 1903 года в семье обрусевшего немца Генриха Матвеевича Фишера родился мальчик. Так как профессиональный революционер-большевик Генрих Фишер был в те годы выслан в Англию, то и рожать его молодой жене Любе пришлось не в родном Саратове, а в британском городе Ньюкасле-на-Тайне. Родители, влюбленные в революцию и великого Шекспира, назвали сынишку Вильямом.

Однако мальчику предстояло стать в этой жизни отнюдь не шекспироведом. Точнейшую характеристику его профессиональным качествам дал директор Федерального бюро расследований Эдгар Гувер: «Упорная охота за мастером шпионажа полковником Рудольфом Ивановичем Абелем является одним из самых замечательных дел в нашем активе…» А директор ИРУ Аллен Даллес добавил в строку биографии еще один лестный штрих: «Я бы хотел, чтобы мы имели таких трех-четырех человек, как Абель, в Москве».

А мы, грешные, так бы, наверное, никогда не узнали о существовании Фишера-Абеля, если бы не уж совсем громкое — даже для СССР — дело о его аресте и обмене в 1962 году на сбитого в российском небе летчика Пауэрса.

Постепенно до читателя и просто советского человека начали доходить-допускаться какие-то сведения о человеке, по содеянному и совершенному являвшемся национальным героем. То он мелькнул в фильме «Мертвый сезон», и страна узнала, что разведчики-шпионы забрасываются в другие края не только подлецами-американцами. В обтекаемых газетных публикациях стали проступать и некоторые черты биографии. В 1920 году семья Фишеров, глава которой знал Ленина и Кржижановского, вернулась в СССР и приняла советское гражданство. А в 1927-м Вильям, говоривший по-английски не хуже, чем на родном русском, поступил в органы безопасности. Еще до войны отправлялся в длительные загранкомандировки — конечно, нелегальные. И, несмотря на всяческие успехи, был в один день — 31 декабря 1938 года — уволен из НКВА. На естественный вопрос «Почему?» нормальному человеку ответа не понять. Потому что вдруг стал иностранцем. Тут же припомнили и место рождения — Ньюкасл, да еще на Тайне. И немецкое происхождение отца. Полный маразм: откуда бы он иначе знал языки в изумительном совершенстве, да и чужой уклад, в котором вращался до своих 17 лет? Но выбросили на улицу, и он, как десятки тысяч коммунистов-честняг, мотался по инстанциям. Семья бедствовала, и офицер специалист-нелегал подрабатывал как мог. Потрясающая чушь коммунистического существования: общество, ради которого он рисковал жизнью, рассталось со своим верным стражем без сожаления. Впрочем, могло бы быть и хуже: лагерь, тюрьма, пуля…

О нем вспомнят в сентябре 1941 года. Немцы стояли в полутора десятках километров от Москвы. Сталин или прошал своих «неверных», или расстреливал, иного не было дано. Сына старого коммуниста «простили».

И здесь начинается целая история, докопаться до правдивых истоков которой мне пока еще не удалось: то ли пропали военные архивы, то ли не дошла очередь до открытия новой главы. Однако в воспоминаниях другого советского нелегала — Конона Молодого — я наткнулся на фантастический, а может, и нет, эпизод. Юный тогда Молодый, заброшенный в тыл к фашистам, был чуть ли не моментально пойман и доставлен на допрос в немец-кую контрразведку. В допрашивавшем его изверге-фашисте он узнал… Абеля. Тот не слишком долго досаждал Молодому вопросами, а, оставшись наедине, обозвал будущую звезду советского шпионажа «идиотом» и выпихал чуть ли не сапогами за порог. Правда или вымысел, лихо описанный Молодым, который был горазд на такие, всех в сомнения повергающие мисти-фикаиии? А, может, сознательная дезинформация?

Как бы то ни было, Абель после войны трудился где-то в Москве до 1948 года. А там — новая командировка. В Нью-Йорке появился свободный художник Эмиль Роберт Голдфус, он же Мартин Коллинз, а для Центра и сподвижников — американцев из группы «Волонтеры» — просто Марк. Забавно, что мистер Голдфус выбрал для местожительства дом на Фултон-стрит, прямо поблизости от ФБР.

Девять лет работы, каждый из которых засчитывается нелегалу за два, несколько орденов, повышение в звании и арест. Выдал свой же: спившийся радист-связник Вик Хейханен. Чтобы дать знать Центру об аресте — мировая печать была завалена публикациями о советском шпионе, — Марк назвал себя именем умершего (и неплохо известного КГБ) друга — Абель. Суд «Соединенные Штаты против Рудольфа Ивановича Абеля» закончился суровым приговором — 30 лет. Впрочем, за совершенное полковнику грозила смертная казнь или пожизненное заключение. И если бы не благородные старания адвоката Джеймса Донована, все могло бы сложиться еще печальнее. А так — четыре с половиной года в камере города Атланты и счастливое избавление: при помоши нашей внешней разведки и при содействии того же Донована, искусно исполнившего роль посредника, Абеля обменяли на Пауэрса и еще какого-то заштатного шпиона. Обмен произвели на берлинском мосту Глинике 10 февраля 1962 года.

А дальше — тишина. И только сегодня завесу тайны — вернее, часть ее — можно приоткрыть. Беру на себя смелость рассказать правду о великом разведчике и немного нового, только что ставшего известным, о его соратниках.

Итак, сколько же лет я трудился над книгой? Некоторые из ее персонажей — Питер Крогер, полковник Дмитрий Тарасов — ушли из жизни. Другие получили звание Героя России. Кое-кто из специалистов разведки уверяет меня, что все, даже самые-самые последние, точки в этом документальном исследовании «Они украли бомбу для Советов» уже расставлены.

А я не верю. Не так давно в сугубо закрытом музее российской Службы внешней разведки наткнулся на любопытный стенд. Он, по понятным, наверное, причинам, неподалеку от экспозиции Абеля и Крогеров. Я впился глазами в старые фотографии, сенсационные для меня подписи. Мой экскурсовод — полковник Владимир Иванович — интерес этот подметил по-профессиональному быстро:

— Николай Михайлович, при нашей с вами жизни об этом уже не успеем.

— А когда?

— Да никогда.

Ну уж. А, может, все-таки? Хотя бы для того, чтобы рассказать о еще одной группе гениальных наших разведчиков и их агентах, надо обязательно постараться прожить подольше.

ГЕРОЕВ И ГЕНЕРАЛОВ РАЗВЕДЧИКАМ НЕ ДАВАЛИ

Полковнику Дмитрию Петровичу Тарасову