Джон Скотт - За Уралом. Американский рабочий в русском городе стали
Америка, да и крупнейшие страны буржуазной Европы переживали в то время самый тяжелый кризис из всех, потрясавших дотоле капиталистический мир. Коммунисты считали, что этот кризис — яркое подтверждение близкой кончины строя, основанного на эксплуатации. Они видели в кризисе неопровержимое доказательство правильности пути, избранного советским народом в 1917 году. Что же касается сограждан Джона Скотта, то для них небывалый спад производства, многомиллионная безработица и растущая нищета стали подлинной катастрофой. По меньшей мере сто тысяч американцев просили тогда разрешения на въезд в Советский Союз. И хотя далеко не все из них имели сколько-нибудь ясное представление о трудностях проходившего в СССР переустройства общества, они не сомневались: в Советском Союзе у власти стоит рабочий класс, там идет массовое строительство современных предприятий, повсеместно нужны квалифицированные кадры, там ценят труд, там рождается человек свободного мира.
Именно с такими настроениями Джон Скотт приехал в Магнитогорск. Его пыл не охладили ни бюрократические препоны московских чиновников, ни январская стужа Урала, куда он добирался поездом четыре дня, ни тяжелейшие условия труда и быта, с которыми пришлось столкнуться сразу же. По его собственному признанию, он приехал в Россию «работать, учиться, и помогать в строительстве общества, которое, казалось, было по меньшей мере на шаг впереди американского». Уже через три месяца он преодолел языковый барьер. Самое главное — рабочие искренне считали его своим. И дело было не в том, что он роздал почти всю одежду, привезенную с собой, и внешне теперь уже ничем не отличался от остальных. Его ценили прежде всего за трудолюбие и горячую приверженность к коллективу. Недаром по рекомендации местной партийной организации американского рабочего приняли в Коммунистический университет, где, как правило, занимались только члены ВКП(б).
Джон Скотт, будучи по характеру человеком открытым и компанейским, отнюдь не отличался легковерием и наивностью. Его пытливый ум и острый глаз журналиста позволили ему быстро разобраться в повседневных реалиях жизни в Магнитогорске. Расскажи ему заранее о нехватке продуктов даже по карточкам, о жилых бараках без всяких коммунальных удобств и т. п., он, возможно, и не поверил бы, назвал клеветой на страну Октября. А простои, штурмовщина, прогулы, частые аварии?
Поверить, однако, пришлось быстро. Но едва ли Скотт написал бы книгу, которая сейчас в руках у читателя, если бы видел только тяготы и ошибки первого поколения магнитогорцев. Нет. Больше всего молодого американца поразило отношение окружавших его людей ко всем этим трудностям, отношение их друг к другу. Он был удивлен, обрадован и воодушевлен.
Тысячи людей именно в этих невероятных условиях, со стороны представлявшихся хаосом или даже фантасмагорией, выходили на работу в зимнюю стужу и в знойное лето, без паники и страха принимали хозяйственные беды и бытовые неудобства. После трудового дня они могли часами стоять в очередях за продуктами или «ширпотребом», заполняли красные уголки, школы ликбеза, курсы повышения квалификации. Часто вечерами собирались вокруг гармониста, плясали, пели частушки и разные песни… Были здесь и энтузиасты, и сезонники, и летуны, приехавшие за длинным рублем. Случалось всякое, вплоть до ссор, пьянок, драк… Впрочем, не будем пересказывать воспоминания американца. Подчеркнем главное: уехав из страны, где царила великая депрессия, он оказался на знаменитой стройке, и вопреки суровому климату, тяжелым материальным и бытовым условиям люди здесь работали и верили в завтрашний день.
Характеризуя взгляды Скотта, следует обратить внимание еще на одно обстоятельство. Через несколько месяцев после приезда в Магнитогорск он познакомился с молоденькой учительницей Машей Дикаревой, происходившей из крестьянской семьи. В 1934 году они поженились. У них родилось двое детей. Впоследствии журналисты и историки не раз записывали свои беседы с Машей Скотт[2]. Она охотно рассказывала о счастливой семейной жизни, о совместных поездках с мужем в родную деревню, о своих разговорах с Джоном, который любил делиться впечатлениями об увиденном. Джон много беседовал с рабочими, техниками, инженерами, изучал материалы архива, где работали его товарищи. Отсюда сведения о распределении жилья, о ходе выполнения годовых планов, о производительности труда и т. п. Отсюда же и представление о труде спецпереселенцев, об их численности и составе, данные о стоимости продуктов и т. д. Правда, они носят разрозненный характер и не всегда при проверке оказываются достоверными, ведь многие сведения, полученные в частных беседах, перепроверить было невозможно, к тому же обстановка, сложившаяся в стране к началу 1938 года, не располагала к откровенному разговору с иностранцем. Однако не будем излишне строги, ведь перед нами не научный труд, не учебное пособие. Цифры следует воспринимать главным образом как показатель настроений и представлений современников об условиях своего труда и быта, своего образа жизни.
Женитьба на русской девушке помогла американскому журналисту глубже и полнее понять характер целого народа. Сопричастность к его жизни была для него радостью. Тем страшнее оказались события 1937–1938 годов. Скотт и раньше видел много несправедливости, даже прямого обмана. В том же Магнитогорске он стал свидетелем разительного контраста между жизнью рядовых рабочих и начальников. Его беспокоило расхождение официальных лозунгов, выдвигавшихся в далеком центре, с их реальным воплощением на местах. Да, металлургический комбинат строили масштабно, но все планы срывались. Обещали возвести современные кварталы из камня и стекла со школами и больницами, кинотеатрами и поликлиниками, а напоминанием об этом осталось лишь название — Соцгород (города обещанного так и не построили, тем более социалистического). В Коммунистическом университете много и красиво говорилось о высоких идеях и планах, но в ходе партийных чисток раз за разом исчезали преподаватели.
И вот 1937-й. Шквал арестов. На комбинате. В горкоме. Идет массовое увольнение иностранцев. Уже под подозрением и сам Джон Скотт. Начались нелепые придирки к Маше. Семье пришлось уехать.
22 июня 1941 года гитлеровские полчища вторглись в СССР. И Джон Скотт взял в руки перо. Он снова встал в один строй с теми, с кем добровольно пять лет работал на Магнитке, работал во имя будущего.
Приложение к данной книге (записи, сделанные по поручению посольства США) дает богатую пищу для размышлений о настроениях американского журналиста. Эти материалы, предназначенные для служебного пользования, хранятся в архиве. Впервые под названием «Заметки из Москвы» они были опубликованы в качестве дополнения к третьему изданию книги Скотта, вышедшему в США в 1989 году. Теперь названные отрывки становятся достоянием советского читателя. Подобных источников, посвященных довоенным пятилеткам, до сих пор в нашей стране не было. «Заметки из Москвы» состоят из трех частей: труд заключенных, вредительство, новые люди. Завершением служат выводы, сделанные после двухнедельной поездки по Уралу, посещения Свердловска, Магнитогорска, Челябинска.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});