Все мои ребята. История той, которая протянула руку без перчатки - Рут Кокер Беркс
– Послушайте, – сказала я и, обернувшись, заметила, что медсестры ловят каждое мое слово. – Если передумаете, он в медицинском центре Литл-Рока, в палате на четвертом этаже. Советую вам поторопиться.
– И не подумаю, – ответила женщина. – Кстати, его тело мне не нужно, так что не смейте мне больше звонить. Можете его сжечь!
Она повесила трубку. Теперь мне нужно было понять, как сообщить Джимми, что его мама не придет. Я прошла мимо медсестер, не поднимая глаз, чтобы они не могли убедиться в своей правоте. Щелкая каблуками, я повернула за угол и поскорее вошла в палату, чтобы не передумать и чтобы сестры не успели меня остановить.
На этот раз я прошла по палате дальше и остановилась почти у кровати Джимми, стараясь все же не подходить слишком близко. В комнате стоял полумрак: она освещалась главным образом солнечными лучами, пробивавшимися через стекло. Джимми казался еще более хрупким и тощим. Он с огромным усилием повернул ко мне голову.
– О, мамочка, я знал, что ты придешь! – сказал он слабым проникновенным голосом.
Я так смутилась, что замерла на месте, словно мои ноги вросли в пол. И тут Джимми заплакал. Видимо, он так давно не пил, что по щеке потекла одна-единственная крошечная слеза, но все тело сотрясалось от всхлипов… Зрелище было настолько печальным, что я не выдержала и тоже расплакалась. Слезы катились, а я стояла и не могла произнести ни слова. Но вдруг Джимми попытался до меня дотронуться. Я не могла не взять его за руку.
– Мамочка, – снова произнес он.
– Да, – ответила я, нежно сжимая его ладонь. – Я здесь.
Не знаю, пропало ли у него зрение, или он был уже на грани между жизнью и смертью и поэтому видел то, что хотел увидеть больше всего на свете? Кажется, впервые за последние шесть недель кто-то дотронулся до него, не надев перед этим две пары перчаток. На его чумазом лице виднелись подтеки пота и слюны. На щеках остались следы слез: какое-то время назад он еще мог плакать по-настоящему.
– Давай-ка умоем тебя, милый, – сказала я так ласково, как только могла.
Я налила в небольшой тазик теплой воды, растворила в ней немного мыла и протерла лицо Джимми тряпочкой – точно так же я умывала Эллисон, когда она была совсем крошкой.
– Мамочка, прости меня, – произнес Джимми. – Я по тебе очень скучал.
– Тшш, – сказала я. – Помнишь, как я тебя называла, когда ты был маленьким?
Джимми долго молчал.
– Мой ангел, – ответил он наконец.
– Правильно, – сказала я, зачесывая назад его сальные волосы и пытаясь уложить их получше. – Ничего не бойся, мой ангел.
Я пододвинула к кровати стул и почти целый час сидела с Джимми, держа его за руку. Пока он не уснул.
А как там Бонни? Я осторожно встала и на цыпочках подошла к двери.
Оказавшись под яркими коридорными лампами, я вдруг осознала, что творю. Я будто прыгнула в кроличью нору… Только вот все это происходило со мной взаправду. Я подошла к туалету, нажала на дверную ручку локтем и, пятясь, вошла внутрь – как делают хирурги в сериалах про врачей.
Стараясь ни к чему не прикасаться, я вытащила бумажное полотенце, обернула им ручку крана и включила горячую воду. До красноты терла руки от ладоней до плеч, залив их мылом, а потом начала мылить лицо, с особой тщательностью промывая рот и ноздри. Я ужасно боялась, что что-нибудь вдохнула. На всякий случай прополоскала рот мыльной водой и, выплюнув ее, посмотрелась в зеркало. На меня смотрела перепуганная блондинка, одетая достаточно хорошо, чтобы все вокруг были к ее услугам, если Бонни что-то потребуется. Глубокий вдох. Еще один. Судорожные энергичные вдохи, надеялась я, очистят мое тело.
– Ладно, – произнесла я вслух, – ладно.
Я вошла в палату к Бонни, и она радостно на меня посмотрела, но тут же нахмурилась, заметив выражение моего лица.
– Здесь есть один паренек. Он очень тяжело болен, – сказала я. – Точнее, он почти мой ровесник, но его никто не навещает, и, клянусь богом, он думает, что я его мама. Бонни, я боюсь, что он очень скоро умрет.
Бонни взяла ручку и блокнот. «ТЫ ЕМУ НУЖНА, – написала она. – Я В ПОРЯДКЕ».
– Ты точно не против, если я уйду? – Думаю, мне хотелось, чтобы Бонни попросила меня побыть с ней, чтобы я могла остаться с чистой совестью.
Бонни покачала головой и ткнула пальцем в блокнот. ТЫ ЕМУ НУЖНА.
Я снова вышла в коридор и направилась к палате с красной дверью.
Прежде чем войти, я ненадолго остановилась, чтобы поговорить с Богом. Я знала, что именно по Его воле Бонни отправила меня обратно к Джимми.
– Господи, я позабочусь об этом молодом человеке, если Ты этого желаешь, – сказала я. – Только защити меня от этой болезни, хорошо? Мне нужно растить дочь.
Я подняла глаза в надежде увидеть какой-нибудь знак. В этом весь Бог: Он без конца задает людям загадки.
Войдя в палату, я снова взяла Джимми за руку. Казалось, он ослаб еще больше. Я просидела возле него весь день. В общей сложности – тринадцать часов. В какой-то момент он посмотрел на меня очень испуганно:
– Что со мной будет?
– Мой ангел, я не отпущу твою руку, пока Иисус не возьмет тебя за вторую. Я буду рядом, пока Иисус не скажет, что готов тебя принять.
Черты его лица смягчились. Порой людям просто хочется знать, что их ждет наверняка.
Следующие несколько часов я держала руку Джимми и пела ему песни, прислушиваясь к его угасающему дыханию. От голода у меня разболелся живот, но уходить я не хотела: боялась, что Джимми умрет в одиночестве. Медсестры к нему так и не зашли. Помощи ждать было не от кого, даже от врачей.
За пару минут до полуночи Джимми испустил последний вздох. Все случилось очень быстро. Вот он здесь, на земле, и вот его не стало. Палата сразу как-то опустела. Я немного посидела с Джимми. И все это время плакала.
Я пошла на сестринский пост, чтобы сообщить, что Джимми не стало. На смену заступили другие медсестры, но они отнеслись к моей новости с не меньшим равнодушием, чем их коллеги. Сказать по правде, мне показалось, они вздохнули с облегчением. Теперь им просто-напросто нужно было избавиться от тела.
– В какое похоронное бюро звонить? – спросила меня одна из сестер.
По ее голосу было ясно, что ей не терпится поскорее со всем этим разобраться и сделать так, чтобы тело вынесли из больницы.
– Хотелось бы мне знать, – ответила я. – Куда вы обычно звоните?
– Обычно мы таким не занимаемся, – буркнула медсестра. – Нам нужно заботиться о пациентах.
– Тот молодой человек тоже был вашим пациентом, – возразила я, но тут же поняла, что слишком устала, чтобы спорить. – Утром я сама куда-нибудь позвоню.
Прежде чем уйти, я зашла в палату к Бонни. Она спала, поэтому я оставила в ее блокноте записку. «Парень умер, – написала я. – До завтра».
Всю дорогу до Хот-Спрингса, которая заняла у меня час, я думала о том, какими жестокими могут быть люди. Я представляла, что лежу в больнице, что меня никто не любит и что все от меня открещиваются… Дома у двери меня встретил Фофу и начал тереться о мои ноги в ожидании ужина. Эллисон уехала к отцу, и от этого в моем маленьком доме казалось пусто. Прежде чем лечь, я машинально заглянула в комнату дочери. В окно пробивался лунный свет; я села на кровать Эллисон. И заплакала. Рыдала еще отчаяннее, чем в палате у Джимми. Как так можно – совсем не волноваться о собственном ребенке?! Однажды Эллисон потерялась на арканзасской ярмарке, и я испугалась едва ли не больше нее. Все разрешилось буквально за три минуты, но пока я не нашла дочь и не прижала ее к себе, я не могла спокойно дышать. И не важно, сколько твоему ребенку: два или двадцать два. Это твой ребенок! Я не могла вообразить причину, по которой можно от него отказаться.
Утром я достала телефонный справочник и начала обзванивать все похоронные бюро штата Арканзас. Сперва позвонила в те,
