Солдат двух фронтов - Юрий Николаевич Папоров
Перед самой командой «По коням!» в эскадроны пришло сообщение, что более трехсот тысяч солдат противника, осадивших Сталинград, окружены.
Вот отчего перед боем за село Уманцево в сознании каждого кавалериста было одно — внести свою лепту в победу, заря которой уже занималась над Сталинградом. Атака конников 61-й дивизии была настолько внезапной, грозной и стремительной, что противник не сумел оказать серьезного сопротивления и поспешно отошел к городу Котельниково.
Коновод командира 219-го полка Таган в тот день убил первого врага. Поспешив в бою на выручку командиру, он ударом клинка снес голову пехотному лейтенанту.
А в бою на подступах к Котельникову Таган впервые взглянул в глаза смерти. Идя в цепи на правом фланге третьего эскадрона, он вместе с командиром полка вылетел на бугор. Справа от него прямо в упор неожиданно застрочил пулемет. Таган видел, как рядом падали люди, слышал дикий храп и предсмертное ржание коней. Гнедой Тагана взмыл на дыбы, и всадник почувствовал — он ощутил каждое попадание, — как пули впивались одна за другой в тело его коня. Коновод еле успел высвободить ноги из стремян, как гнедой рухнул на землю.
С трудом устояв на ногах, Таган выпустил из рук клинок и стал поспешно сдергивать с плеч винтовку. Всего в каких-нибудь пятнадцати метрах от него сквозь прорезь щитка был виден прищур глаз врага. Плясали выплевывающие смерть черное отверстие пулеметного ствола и дуло автомата второго номера. Солдат слышал, как дважды пули звякнули о сталь его клинка. И только после нескольких выстрелов он вспомнил о гранатах, отшвырнул винтовку, выхватил из кармана шинели «лимонку», сорвал чеку, шагнул вперед, швырнул гранату во врага и повалился на землю.
Пулемет захлебнулся, но в плотно зажмуренных глазах Тагана продолжал маячить прищур глаз врага. Набатом гудел звон пуль о клинок. Сердце колотилось, в висках стучало, тупою болью свело все тело. Таган лежал как мертвый, не в силах оторвать голову от земли.
Кругом шел бой. Звуки его гремели над полем, а человек лежал, уткнувшись лицом в растаявший от его тепла снег.
Совсем рядом раздался топот, кто-то громко выругался, заржал конь. Таган поднял голову. Из-за кургана послышался рокот танковых моторов. Атака полка была отбита, боевые порядки отходили на исходные позиции. Таган огляделся вокруг, увидел свою винтовку, схватил и, низко пригибаясь, побежал.
— Гель, Таган, иди! — услышал он родное слово. — Скорее! Гель! Иди ко мне! — Друг Тагана Мурад протягивал ему руку.
С винтовкой и шашкой в руках Таган вскочил на круп коня и крепко ухватился за ремень друга.
Они проскакали сотни две метров. Таган вложил шашку в ножны, перекинул через плечо винтовку. Сзади шли и стреляли танки. У воронки от авиабомбы лошадь вдруг круто взяла влево. Таган, потеряв равновесие, отклонился, а когда вновь выпрямился, увидел, как из-под шапки Мурада течет струйка крови. Тело друга обмякло. Таган едва успел перехватить повод. Так и доскакал он до места сбора, крепко прижимая к себе мертвого товарища.
Всем в полку было обидно от сознания, что не дали противнику отпор. Не хватало противотанковых средств, и корпус вынужден был перейти к подвижной обороне. Танковые части врага, однако, продолжали его теснить.
Немецкое командование стремилось во что бы то ни стало деблокировать окруженную под Сталинградом 6-ю армию генерала Паулюса и спешно накапливало в районах Котельникова и станицы Нижне-Чирской мощные ударные силы.
Утро 12 декабря началось грохотом орудий. Промерзшая, совсем уже окаменевшая земля задрожала и загудела. После мощной артподготовки и массированного налета вражеской авиации в наступление вдоль железной дороги Котельниково–Сталинград пошли танковые соединения и мотопехота. Противнику снова удалось продвинуться вперед.
На другой день командир котельниковской оперативной группы «Гот» генерал-фельдмаршал Манштейн бросил в бой две свежие танковые дивизии и создал мощный броневой таран. Высокая облачность благоприятствовала авиации гитлеровцев, имевших в те дни явное превосходство. Создалась угроза выхода противника в тыл 57-й армии, которая своим фронтом стояла против окруженных войск Паулюса.
На левом фланге прорыва действовал обескровленный, потерявший в предыдущих боях более половины своего личного и конского составов 4-й кавкорпус. Резервов у командования Сталинградским фронтом не было, и, чтобы создать более прочную и надежную оборону, кавкорпус и части 51-й армии к исходу 15 декабря отошли на новый рубеж Городской–Перегрудное и заняли оборону на северном берегу реки Аксай.
Эта мера между тем не сняла угрозы прорыва кольца окружения в Сталинграде гитлеровских войск. Командиры и политработники кавкорпуса не скрывали от бойцов серьезность обстановки; и солдаты, зная, что Ставке требовалось всего шесть-семь дней для создания и переброски в район решающих боев свежей ударной армии, стояли насмерть.
Однако противник, окрыленный успехом, не переставал теснить кавалеристов, занявших оборону в окопах, траншеях и дзотах.
Бой длился день, ночь и еще день. Гитлеровцы ввели в дело свежую танковую дивизию. Коновод Таган, сменивший у станкового пулемета погибшего товарища, чуть было не оказался в плену.
К исходу дня кончились пулеметные ленты, в патронных ящиках было пусто. Таган и два десятка бойцов, державшие оборону небольшой высотки, увидели далеко за своими спинами вражеские танки и цепи мотопехоты.
Густые зимние сумерки быстро окутали землю, и кавалеристы стали пробираться к своим. Каждый порыв ветра, каждый шорох, звук далеких пулеметных очередей, казавшихся почему-то очень близкими, наполняли щемящей тревогой. Таган поминутно проверял, остался ли патрон в барабане нагана, лежит ли в кармане граната.
— Держитесь ближе! — велел он вполголоса своим землякам: пулеметчику из Байрам-Али и снайперу из города Керки. «Нас в плен не взять — туркмена сын не знает слово „плен“», — вспомнил Таган строку Махтумкули.
Быстрее окрика «хальт!» вспыхнула мысль: «Конец». Бойцы повалились в снег, а рука Тагана скользнула в карман шинели. Он пополз в сторону. Автоматные очереди били вокруг, а Таган в любой миг готов был подорвать себя гранатой.
К утру он и раненный в плечо керкинец нашли своих. Байрамалиец Атаджан остался лежать в холодной сальской степи.
Днем, получив коня убитого накануне комвзвода, Таган отправился в штаб дивизии с донесением от майора Акопяна. Издали он увидел, как оранжево-белые грибки разрывов шестиствольных минометов сплошною сеткой, с равными интервалами в несколько секунд накрывали позиции его полка. На кавалеристов совсем низко, стреляя из пушек и пулеметов, шли тупорылые «юнкерсы» и длинноносые «мессершмитты».
И снова — в который уже
